Светлана Крушина - Всё могут короли

— Трепыхаешься, как птичка, — проговорил он сквозь зубы. Короткая схватка ничуть не утомила его, даже дыхание не сбилось. Только боль в глазах еще не утихла, и он с трудом заставлял себя держать их открытыми. — Маленькая глупая птичка! Чего ты хочешь добиться, Туве? Ты не сможешь меня убить, как ни старайся. Да и что дала бы тебе моя смерть? Подумай над этим. И давай поговорим спокойно.

Он немного приподнял ее, оторвав ее ноги от пола, пронес так, прижимая к себе, через комнату, и усадил на подвернувшийся массивный стул. Она тут же вскочила и дикой кошкой бросилась на него; он снова бросил ее на стул и угрожающе склонился к ней, схватившись обеими руками за подлокотники и тем самым как бы заперев ее на стуле своим телом.

— Успокойся и выслушай меня! — велел Эмиль.

Девушка, однако, успокаиваться не собиралась, ее трясло от ненависти и нервного возбуждения. Вздохнув поглубже и заранее приготовившись к болезненной магической отдаче, Эмиль снова потянулся мысленно к ее разуму. Ему не хотелось проделывать такие штуки с ней — с кем угодно, только не с ней! — но нужно было, чтобы она выслушала его.

Через несколько секунд Туве сначала резко обмякла на стуле, как будто потеряв сознание, потом медленно выпрямилась, подняла подбородок и приняла свой обычный холодно-неприступный вид. Эмиль выпрямился и осторожно отступил на шаг назад. Страшно ныла голова, боль тяжко пульсировала где-то за лобовой костью. Ненависть Туве никуда не делась, но теперь девушка будет сидеть спокойно, по крайней мере, какое-то время.

— Вот так хорошо, — медленно проговорил Эмиль, глядя на нее сверху вниз. — Теперь поговорим. Для начала, если ты меня не вспомнила, не узнала или же просто не догадалась, знай, что перед тобой — Барден, император Касот. Это, конечно, не настоящее мое имя, а прозвище, принятое вместе с короной. Мое настоящее имя ты знаешь и, если захочешь, ты его вспомнишь.

Говорить стоя было неудобно, и он подтащил к собеседнице второй стул и сел. Голову сразу же немного отпустило.

— Ты умная девушка, — продолжил он, — и, конечно, знаешь, насколько незавидно твое положение. Королевство твоего отца пало, все твои близкие мертвы. Насколько мне известно, из всей твоей семьи ты одна осталась в живых. Идти тебе некуда — да я и не намерен тебя отпускать. На трон ты претендовать не можешь; с другими желающими, если таковые найдутся, я быстро разберусь. Моя репутация, полагаю, тебе известна, так что можешь быть уверена, что это не пустые похвальбы. То, что попало в мои руки, я уже не отпущу. Распространяется это, между прочим, и на тебя тоже.

Он внимательно следил за ее лицом и видел, что его речь не производит на нее никакого впечатления. Он ждал хоть какой-нибудь реакции, хотя бы едва заметного дрожания губ, но лицо ее хранило мраморную — или, если угодно, ледяную, — неподвижность. Статуя, настоящая статуя! При виде этих застывших черт Эмиль снова ощутил восхищение пополам с горечью. О боги, кого же он выбрал для себя!..

— Я просил твоей руки когда-то, — продолжал он, — но твой отец отказал мне. Он называл меня узурпатором, выскочкой и подлым колдунишкой и заявлял, что ни за что не отдаст свою дочь за такого человека, как я. В чем-то, возможно, он был прав, но все же с его стороны было не слишком разумно оскорблять меня прямо в лицо. Видишь ли, Туве, я очень злопамятен и никогда никому ничего не прощаю. Впрочем, хорошее я тоже помню. Я вообще все помню.

Нет, ну хоть какое-нибудь чувство должно шевельнуться в ее глазах! Это невыносимое ощущение, что ты разговариваешь с фарфоровой куклой, так мучительно похожей на человека.

— Кроме того, — он подался вперед и уперся локтями в колени, — я никогда не меняю своих намерений. А это значит, что я все еще намерен заполучить тебя в жены и сделать тебя повелительницей в моей империи.

Наконец что-то дрогнуло в ее лице, и светлые льдистые глаза медленно повернулись в сторону Эмиля.

— Таким образом ты обретешь трон и власть гораздо большую, чем та, на которую ты могла рассчитывать в королевстве твоего отца. Разве не заманчивое предложение? Ты согласна стать моей женой?

Она молчала, впившись взглядом в его лицо.

— Я не настаиваю на немедленном ответе. Даю тебе время подумать. Но мне хотелось бы, чтобы ты согласилась, и согласилась добровольно. Подумай, это ведь лучший выход для тебя. Даже не лучший — единственный. Если же ты откажешь… — он помолчал, потом сказал, нехорошо усмехаясь: — Я не напрасно ношу свое прозвище. Я обладаю властью, и немалой, и в том числе — властью над людьми. Мне ничего не стоит сломить волю любого человека, — это было преувеличение: об волю иного человека можно было обломать все свои ментальные зубы, но ничего не добиться, — но Туве не обязательно было это знать. — Так что заставить тебя дать согласие мне ничего не стоит. Я не хочу этого делать, но сделаю, если будет нужно. Видишь ли, себя я тоже умею заставлять… а мне нужна королева. Более того — мне нужна императрица.

Больше говорить было не о чем. И так Туве предстоит теперь очень много думать. Эмиль встал, с грохотом отодвинув стул, прошелся по комнате и поднял с пола кинжал. Магический огонь, размазанный по воздуху, медленно угасал, но при его свете еще можно было различить, что навершие рукояти кинжала сделано в виде змеиной головы с распахнутой пастью. Причудливой фантазией обладал мастер, создавший этот клинок… Эмиль повертел его в руках и засунул за пояс.

— Кинжал я заберу, — сказал он. — Не хочется завтра утром найти твое окровавленное тело. Впрочем, я беспокоюсь о глупостях. Такая изобретательная девушка, как ты, наверняка найдет способ покончить с собой, если пожелает. Спокойной ночи, Туве.

Он вышел в коридор, где его ждали Альберт и Вернер. Оба они одновременно повернулись к нему с вопрошающими лицами, но давать им отчет он, конечно, не собирался.

— Среди женщин, которые остались там, — Эмиль неопределенно ткнул рукой, — подберите парочку из тех, кто выглядит попонятливее, и отправьте их к молодой госпоже, пусть прислуживают ей. Между прочим, почему в комнате нет света? И накройте для нее ужин, не годится морить даму голодом. И еще: подберите для нее и ее будущих служанок экипаж. Когда мы двинемся дальше, они отправятся с нами.

Адъютанты так и вытаращили на него глаза, а Альберт осмелился спросить:

— Ваше величество, зачем?!

— Затем, — ответил Эмиль, сощурившись, — что эта дама — мой личный трофей.

Больше они вопросов задавать не стали. Но, когда Эмиль повернулся к ним боком, Вернер вдруг кинулся к нему:

— Ваше величество, что это?! У вас плащ порван… и… кровь!

— Ах, это, — Эмиль скосил глаза. — Я уже и забыл. Это ерунда. Плащ только жаль, новый совсем…