Влада Воронова - Пути Предназначения

— Что, не получилось чужой болью заглушить собственную? Не получилось… И не получится. Если душа болит, значит она есть. А душа душегубства не терпит. Так что выбирай, что тебе делать — окончательно в зверство скатиться или поднять себя к людям.

— Да на кого ты слова тратишь? — сказал второй подследственный. — Это же коллегианец. Мразь, гаже которой ничего нет.

— Братки ничем не лучше, — фыркнул Авдей. — Окажись мы в твоём подвале, всё было бы точно так же, с той лишь разницей, что палачом окажешься ты.

— Ты сказал — «мы»? — переспросил эмиссар.

— А ты думаешь, браткам не интересно местонахождение Винсента Фенга? — Авдей рассмеялся: — Ты в кресле, он в дознавателях — вот и вся разница. Даже истязатели останутся прежними.

Эмиссар невольно глянул на вопрошателя с помощником. Этим действительно всё равно на кого работать.

— Ты точно такой же, — сказал Авдей. — Тебе тоже всё равно, зверь ты или людь. А значит ты и не зверь, и не людь. Ты нежить, которая может существовать лишь за счёт чужой боли. Ты упырь.

Эмиссар ударил Авдея под дых.

— Замолчи!

Авдей отдышался от удара, на губах опять появилась улыбка.

— Существование — не жизнь, а лишь тень жизни. И ты не людь, а всего лишь бледное подобие людского образа.

— Молчать!!! — ударил его эмиссар.

— Странные вы особи, дознаватели. Сначала били, чтобы я говорил, теперь бьют, чтобы молчал. Вы бы определись в своих желаниях. А то как-то непрофессионально получается. Дилетантски.

— Разряд! — завопил эмиссар. — Серию разрядов! Чтобы молчал…

— И вот так всю смену, — пожаловался вопрошатель. — Все нервы измотал, гнида гирреанская. Упёртый, что твой ишак. Зато язык острее скорпионьего жала.

Эмиссар влепил вопрошателю пощёчину.

— Рассуждать ещё будешь, паскуда! — второй пощёчиной сбил его с ног. Пнул по рёбрам. — Ничего, я тебя сейчас научу работать! Прибавлю мастерства!

— Не смей! — Авдей брыкнул эмиссара, оттолкнул от вопрошателя.

— Ты чего? — обалдело посмотрел на него эмиссар.

— Людей бить нельзя. Особенно тех, кто не может ответить тебе тем же. Это подло.

— Ты… ты их защищаешь? После того, что они с тобой сделали, ты их защищаешь?!

— Нельзя причинять людям боль, — твёрдо сказал Авдей. — Тем более нельзя допускать, чтобы людям причиняли боль другие люди. Не по-людски это.

— Ты сам называл их нелюдью.

— Но сам-то я людь.

С этим эмиссар не спорил. Посмотрел на скрючившегося на полу вопрошателя. В руке у него зажат пульт.

— Встань. Иди сюда, — велел эмиссар.

Вопрошатель в ужасе замотал головой.

— Нет, — прошептал он. — Нет. — Вопрошатель отполз от эмиссара подальше, спрятался за Авдея.

Эмиссар усмехнулся.

— Разряд! — приказал он.

Вопрошатель нажал кнопку.

Электрошок ударил обоих, и Авдея, и вопрошателя, — висящий на дыбе подследственный невольно опирался ступнями о палача. Руку вопрошателя свело судорогой, убрать палец с кнопки он не мог, и теперь поровну делил с объектом его боль.

Помощник выбил пульт резиновой дубинкой, схватил его и шмыгнул за шкаф с инструментами. Сжался там, скрючился, стараясь стать как можно незаметней. Вопрошателю по-прежнему казалось надёжней прятаться за Авдея. Он крепко обхватил его ноги.

— Не выдай, господин! — взмолился вопрошатель. — Не погуби!

— Пресвятой Лаоран! — прошептал прикованный к креслу браток. — Да кто он такой?

— Истинный Погибельник, — твёрдо сказал эмиссар. — Никто другой на такое не способен. — Он достал из кобуры бластер, направил на Авдея, но выстрелить не успел — капитан службы охраны стабильности выбил оружие. Глянул на эмиссара и плюнул ему под ноги.

— Скуксился, дерьмо истеричное? Так тебе и надо. Реформистов допрашивать — это не братков плющить. Тут характер нужен. А ещё ум и сила воли.

Сопровождали капитана пятеро бойцов в камуфляже.

— Зачем вы здесь? — недоумённо пролепетал эмиссар.

— Авдей Северцев, как лицо, причастное к антигосударственной деятельности, переводится в ведение службы охраны стабильности. Снимите объект с дыбы и наденьте ему арестантскую робу, не везти же его голым. — Капитан протянул эмиссару предписание.

— Так ты не Избранный?! — заорал браток. — Ты реформист?! — Он пару мгновений помолчал и заорал с новой силой: — Ах ты, сука!!! Чтобы тебя, падлу безбожную, в охранке расстреляли!

Капитан глянул на него с интересом.

— Этого мы тоже забираем, — сказал эмиссару. — И вопрошателей с предварильщиками. Все, кто находился в прямом контакте с Северцевым, переходят в ведение моей службы. Так что собирайтесь, эмиссар. Поедете с нами.

— За что? — мертвенно побледнел эмиссар. — Я верен государю.

— Однако вы, прекрасно зная о тесных связях подследственного с центристской партией, не передали его, как требовала инструкция, в службу охраны стабильности, а начали допрос сами. Это серьёзное должностное преступление, которое совершают те, кто участвует в дворцовом заговоре. Мятежник может знать немало полезного для тех, кто злоумышляет против его величества. Вот вы и решили разжиться информацией.

— Что за вздор? — возмутился эмиссар. — Авдей Северцев — Погибельник либо наперсник Погибельника, его ближайшее доверенное лицо.

— Следствие разберётся. А сейчас не совершайте ничего такого, что можно было бы квалифицировать как сопротивление высшим государственным приказам.

— Да, — покорно опустил голову эмиссар. — Я иду с вами, капитан.

Найлиас ждал в переулке неподалёку от здания Преградительной коллегии. Одет в форму армейского спецназа, к уху прицеплен коммуникатор. В руке бластер.

Рядом замер Гюнтер. Тоже в форме, с оружием и коммуникатором.

— Северцева повезут в охранку завтра, двадцать четвёртого ноября в ноль часов сорок минут, — сказал Найлиас только для того, чтобы снять напряжение.

— Уже сегодня, сударь. Сейчас ноль часов десять минут. И не надо лишних слов. Братство было кратчайшим путём к Избранному, поэтому я ушёл в братство. Братство предало Избранного, орден его спасает, поэтому я с орденом.

— Гюнт, я…

— Скоро вы увидите его, сударь. И тогда всё поймёте.

— Я уже понял самое главное: Авдей Северцев, которого ты именуешь Избранным, избавительско-погибельническую идею не приемлет категорически.

Гюнтер улыбнулся:

— Вы ведь сами говорили мне — для того, чтобы осознать своё истинное Я, нужно время и дело, которое потребует приложения всех имеющихся сил. Скоро Авдей поймёт, кто он на самом деле, и тогда позабудет весь тот бред, которым заморочил ему голову отец.

— Мне этот бред показался самым разумным из всего, что я слышал с той минуты, когда прилетел в Бенолию.

— Однако вы подчинились приказу ордена забрать Авдея Северцева, — возразил Гюнтер.