Николай Басов - Поиск неожиданного

Гарун уселся в широкое креслице, выложенное цветастыми подушками, и посмотрел на столик, который непонятно почему находился в дальней части этой беседки. Мгновенно появились какие-то черные существа с гладкой, масляно поблескивающей кожей, которые словно бы магией переместили столик под руку Золотого. Так же неизвестно откуда, может и впрямь из воздуха, появились прислужницы, которые выложили на столик сладкий шербет, что-то еще из сладкого, вино двух сортов, светлое и пенное белое, лучше прочих утоляющее жажду, все тот же виноград на трех блюдах и что-то еще… Ах да, персики и гранаты, на которые Гарун по-прежнему и смотреть не хотел.

Мосул стоял перед ним, ожидая распоряжений или вопросов. Дашаст, по своему обыкновению, расположился чуть сбоку и сзади, на этот раз не бесшумно, как привык ходить и вообще двигаться, а с отчетливым скрипом доспешной стали и жестким постуком меча. В том, что он так себя обозначал, выражалась его вежливость по отношению к господину, и это было правильно.

— Где же твои распорядители? — спросил Гарун, так и не отыскав на этот раз взглядом виноградину, достойную, чтобы ее опробовать.

— Они здесь, о господин мой, ждут твоего желания поговорить с ними.

— Пусть они встанут вон там. — Золотой небрежно указал на то место, где за минуту до этого находился столик. — И подзови ко мне первого… Я не помню его имени.

Имени он действительно не помнил, а может, и не знал никогда. Достаточно того, что он собрался разговаривать… Первым появился краснорожий карлик, вот только борода у него была не окладистая и золотистая, как полагалось бы, а черная и редкая, словно дождь над пустыней — если дожди в пустынях вообще когда-либо бывают.

Краснорожий приблизился к Гаруну, кланяясь и приседая. Оказалось, что это не карлик, это был нун-людоед с самых дальних южных островов, и как он попал к нему, к Гаруну, невозможно было даже вообразить. Обычно эти сущности не примыкали к цивилизованным племенам, а занимались пиратством, грабежами и работорговлей. Вот только одного у них было не отнять — мореходами они были наилучшими, их легкие, небольшие кораблики обгоняли все прочие суда, а искусство биться заставляло благородные народы охотиться на них, чтобы обращать в гладиаторов и матадоров.

— Да славится имя твое, о великий и достославный Гарун, могущество которого может сравниться только с могуществом нашего Падишаха, да славится… — заговорил краснорожий, но тут же получил изрядную затрещину от Дашаста.

— Ты думай, что говоришь, дурак, — негромко и от этого еще более весомо прогудел нижний тролль. Как и когда он успел из-за спины Гаруна вылезти вперед, оставалось загадкой, такой же, как и его бесшумность.

Это было правильно, не хватало еще, чтобы кто-нибудь донес шпионам Падишаха, да пребудет имя его… Мол, тут, во дворце Золотого, зреет заговор, и его уже сравнивают с несравненным Правителем, да славится имя его в подлунных мирах… И так далее. В общем, не понравился этот людоедец Гаруну. Поэтому он приказал коротко:

— Говори.

— Корабли твои, о справедливейший из всех живущих, плывут по всем южным и восточным морям, и число их достигает двух сотен. Они доставляют товары во все самые известные и крупные порты побережий… — Внезапно карлик довольно обыденным тоном закончил свой доклад: — Это обернется еще большим количеством золотых.

— Хорошо, — кивнул Гарун и подумал, не потребовать ли ему лотоса, но он не хотел быть вялым на вечернем приеме. — Давай, Мосул, следующего.

Второй из распорядителей был уже настоящим карликом, с бородой, как ему и положено, расчесанной и заплетенной в три косицы почти до пояса. Он кланялся чуть меньше и был по-карличьему малоречив.

— Да пребудет с тобой все богатство твоих безбрежных земель и их недр, господин.

Гаруна такое небрежное приветствие от пусть и распорядителя, но все же не самого значимого существа в его, Гаруна, владениях немного покоробило.

Но он уловил странный блеск в глазах Мосула и понял, что без этого вот низушка он, Мосул, не мог почему-то обходиться, как и сам Гарун без Мосула.

— Твои изумрудные и топазовые поля на юге в разработке, господин, — заговорил карлик, еще разок на всякий случай ненадолго склонившись, будто тащился по одному из штреков в темных и смрадных копях, где привык, наверное, трудиться, не принимая во внимание вечный ход Солнца. — Вот только алмазных разработок у нас остается мало, как и рудных месторождений, господин. Но всех, кого мне прислали в работу, кормежка устраивает, никаких волнений среди них не замечено, хвала Превеликим Богам… — Внезапно шахтер замялся, он собрался сказать что-то важное, или дерзкое, или даже неприятное для Гаруна, а может быть, и для Мосула. — И рабов для круглосуточной добычи не хватает, господин, понимаешь ли, давно не было войны, чтобы купить новых пленных.

Гарун посмотрел на Мосула, тот пожал плечами, не заметив, как при этом дрогнули от изумления перед такой дерзостью глаза Гаруна.

— Господин, у нас ближе к северу есть на примете несколько мелких королевств… Они населены гяурами, к тому же их давно не наказывали. Можно столковаться с визирем, чтобы он напомнил об этом Падишаху, да славится его имя вечно, или самим устроить вылазку, чтобы привести тамошних крестьян в рабство на твои рудники, — неопределенно проговорил управляющий. — Или поступить, как мы сделали прошлый раз: разнести весть, что одно из королевств собирается напасть на другое, они передерутся и сами станут приводить пленных, и нам останется только купить их, выбирая самых крепких и способных долго работать.

Гарун посмотрел на управителя шахт и рудников, ожидая его мнения.

— Северяне плохо работают, господин, — отозвался бородатый карлик. — И они привыкли слишком много есть, лучше бы привезти желтых и узкоглазых.

— Напомни визирю, что его долг растет, а возвращать его он может и частями, — проговорил Гарун, обращаясь к Мосулу. Тот поклонился, соглашаясь. Карлику Золотой сказал так: — Ступай, скоро будут тебе рабы, может, и не желтые, а какие получатся, но будут.

После возникшего славословия о мудрости Гаруна и неизбежных раскланиваний, а также после глотка белого пенного вина, вкуса которого Золотой опять же почти не разобрал, к нему подогнали третьего из распорядителей. Им оказался, к вящему изумлению Гаруна, настоящий сатир, с копытцами и рожками на тщательно выбритом круглом черепе. И глаза у него были такими, какие, если правильно припомнить, бывают только у коз или козлищ. Он и говорил-то невнятно, будто губы у него мало подходили для правильной речи.

— Превысокий и любимый во всем мире господин… — А вот кланяться он не умел, не привык, это было видно, или его сатиричья натура как-то внутренне не была к этому приспособлена. — Овцы твои на дальних и высокогорных лугах пасутся, давая лучшую шерсть в мире, господин. Для ковроткачества шерсти будет довольно, для сукна и для войлока… И хлопковые поля твои дадут в этом году больше, чем обычно, как мне докладывали. А мануфактуры твои обеспечены, хвала твоей неизбывной мудрости, и работниками, и работницами. Ни в чем нет у нас недостатка…