Николай Басов - Поиск неожиданного

Отыскала укромное местечко лигах в четырех от города летателей и, скинув свою накидку, килт и набедренную повязку, уже совсем голенькой полезла в воду… Лежать на ней, правда, не получалось, вода хоть и выглядела сверху спокойной и прозрачной, неслась тут вполне по-горному, едва не брызгалась, приходилось немножко полежать и — снова идти к тому месту, где оставалась одежда. Зато эта вода, бьющая Крепе в грудь, в живот и сносящая с ног, смывала с нее и гнев, накопленный в Трехгорной крепостишке, и пот, и грязь, и даже плохое настроение.

Она так два раза… сплавилась вниз, потом поднялась уже выше по течению, чтобы вода ее снесла прямо к тому месту, где ей полагалось бы одеваться. Потом вышла на берег, надеясь, что за ней никто не подглядывает, набросила на бедра килт, села на какой-то валун, разогретый на солнце, вытянула ноги. Сидеть так было приятнее всего. Крепа все же проверила свою дубину, мало ли что… А потом и сама не заметила, как стала одолевать ее дрема, почти настоящий сон на нее стал накатывать, как речные потоки незадолго до этого.

Нужно бы, думалось ей сквозь сонное оцепенение, еще разок в реку забраться и встряхнуться, вернуться в город, все же далековато по местным меркам она от него ушла из-за чрезмерной своей стыдливости… Хотя, если уж на то пошло, городок тут не простой, а с летателями, они по воздуху порхают, наверняка за всеми этими окрестностями присматривают, вряд ли тут что-нибудь опасное может быть…

И она уснула. А когда спустя час попробовала проснуться — оказалось, что ее поймали. Циклопа лежала на траве, и сотни, а то и тысячи пусть не слишком надежных, не крепких, но все же и не слабых нитей опутывали ей руки, прижимали их к туловищу, а глаза были завязаны тугой, пахнущей вереском тряпицей. И что-то сильно кололо ее в бок, и в шею, и в пятки…

Она решила перевернуться, дернулась, крепко ударившись о какой-то камень, напрягала все силы, чтобы подняться, чуть не до крови рассадила локти… И мускулы, которыми она привыкла гордиться, с помощью которых и ворота замков при штурме проламывала, на этот раз… против множества ниточек, почти паутинок, опутывающих ее, были бесполезны. Крепа ничего не могла сделать, и руки освободить не получалось… Тогда она услышала писк, вроде комариного, но определенно это был голос существа вполне разумного, чтобы командовать, пусть неправильно и непривычно для ее слуха:

— Эй, здоровенная громила, ты не дергайся, а то мы тебя на куски порежем!

— Потише, Сыч, потише, не видишь, она и так испугалась… — другой голос— Ты бы, циклопа, нашу ловушку разорвать не пробовала, другие-то и посильнее тебя пробовали, да не удавалось никому еще.

— Это кому же — посильнее, чем я? — спросила Крепа.

— Да мы так равнинных троллей ловим, чтобы после их на южных рынках торговать, понятно тебе, громила?

— Вы и меня хотите в рабство продать? — удивилась Крепа.

О том, что северных троллей иногда ловят и продают, она слышала. Но чтобы хоть одного из циклопов удавалось вот так в рабство обратить — нет, такого она не знала, и вряд ли такое могло быть — хоть от сотворения мира все про всех начинай вспоминать.

— Нет. знаешь ли… — проверещал писклявый голосок. — Мы тебя решили… В нашем племени в богиню обратить, ты же вон какая, должна будешь нами верховодить. Или мы тебе еду перестанем приносить.

— А что у вас за еда? — вполне рассудительно спросила Крепа. — Может, мне и не захочется к вам в богиню обращаться, если у вас еда какая-нибудь не такая, как я люблю.

— Ничего, захочешь есть — так и понравится. Ну все, поднимайся и пошли, тихонько, а то мы за тобой гоняться не согласны. Понятно тебе, громила?

Какие-то нити ослабели, и с некоторыми сложностями, но все же Крепа сумела подняться. И из-под края повязки, что была у нее на лице, смогла посмотреть строго вниз и там увидела, кто взял ее в плен — это были гномы, мельчайшие из разумнейших существ, росточком едва не с палец на ее, Крепы, руке. Но они ее спутали своими нитями и собирались отвести куда-то к себе… Крепа усмехнулась, надо же, какие ловкие мальцы — росточком всего-то в восемь-десять дюймов, а туда же, ловить ее удумали.

Хотя, если вспомнить, что они так же троллей ловят, а затем их еще и продают кому-то, то всему произошедшему приходилось все же верить. Ну да ничего, посмотрим, как дальше дело повернется, решила Крепа и, подкалываемая сзади крохотными копьями в лодыжки, затопала вперед, не видя перед собой пути, лишь ощущая траву под ногами и прислушиваясь к реке, чей серебристый звон оставался сзади, пока не исчез вовсе. Это означало, что они вошли в лес, что лежал с другой от речки стороны, чем городишко тархов.

Капитан Виль тоже сошел на землю, вздыхая, что его, в такой компании, могут и не очень-то гостеприимно тут встретить. Поэтому, чувствуя к такому постоянству ожесточенности и способности злиться по каждому, даже малому, поводу некоторое уважение, рыцарь Сухром решил держаться от него подальше. Тем более что и дело нашлось довольно быстро.

Проводив Крепу, счастливую до того, что она все время улыбалась, взглядом, Сухром повернулся к Датыру. Датыр тоже следил за мелькающей еще среди не очень высоких кустов фигурой циклопы и тоже почему-то глуповато улыбался.

— Ты чего? — не выдержал рыцарь. — Чему смеешься?

— Здоровая она. — Вздохнув, Датыр посерьезнел. — Сильная, а силы своей не сознает. Или сознает, но как-то не так, как мы, господин.

— Пошли, лучше найти нам какой-нибудь кабак и как следует подкрепиться. От того, чем нас на корабле потчуют, у меня скоро в желудке песок зашуршит.

Кабак оказался странным, в нем не было ни крыши, ни стен настоящих, лишь какие-то кусты, высаженные полукругом, закрывали с дюжину столов, настолько низких к тому же, что за них и усесться по-настоящему было невозможно, пришлось, как азиатам, присесть на колени. Рыцарь еще разок огляделся, пробуя рассмотреть что-нибудь сквозь ветви деревьев и листву, окружившую их, будто бы невесомым, прозрачным, но все же действенным шатром, укрывавшим и от солнышка, и от возможного дождя.

Вот только через эти самые ветви на них все же поглядывали детские смешливые мордашки. Мелких тархов, похоже, очень веселили чужеземцы. Служанка в передничке и странном платьице, которое имело на спине вырез, чтобы крылья свисали спокойно и легко, появилась перед ними не сразу. Она, как и те дети, что глазели на рыцаря и его оруженосца, высунулась из-за одного кустика и снова спряталась.

— Чего она? — не разобрался рыцарь. Потом решил проявить настойчивость: — Иди сюда, милая. Мы же в таверне, или как тут у вас это называется?.. Мы пришли, чтобы ты нас накормила, ведь тут же кормят?

Служанка вышла все же, улыбаясь теперь нервно, у нее даже губы подрагивали. Она боялась и рыцаря, а еще больше, похоже, побаивалась Датыра. Она настолько не понимала происходящего, что не могла, кажется, и разобраться, кто из них слуга, а кто господин. Датыр, заметив ее страх, пробовал на нее не смотреть, а рыцарь втайне улыбнулся про себя такой его вежливости.