Евгения Витушко - Драконий оборотень

— Кузнец я бывший, из Забродичей, — похоже, заикаться от испуга он уже перестал.

Я мысленно похвалила себя за проницательность. На вид моему кузнецу было лет двадцать-двадцать пять.

Мы пересекли холл и повернули направо. Я начинала догадываться, куда мы идем.

— Неужели никого более подходящего в прислуги не нашлось?

Парень пожал плечами.

— Не-а, никто больше не захотел. Все боятся с умертвием связываться.

Он бросил на меня быстрый извиняющийся взгляд. Но я и не думала обижаться. Понятно. Ничего другого я и не ожидала, а потому с возрастающим интересом посмотрела на кузнеца.

— А ты, значит, захотел. И не боишься. Или все-таки?..

Я попыталась было представить себе, какие выгоды можно рассчитывать получить от общения с «умертвием», коим я являлась в глазах селян, но быстро сдалась.

Кузнеца же вопрос, похоже, совершенно не смутил.

— Так ваш батюшка пообещали тому, кто вам прислуживать согласится, сотню гривенников золотых и лошадь в придачу.

Вот теперь удивилась я. Нет, ситуация с необходимостью дополнительной оплаты услуг, оказываемых челядью моей скромной особе, совершенно не удивляла. Нежелание прислуги общаться с нечистью уже давно не было для меня новостью. Но сумма! Да за такие деньги любой крестьянин мог не только дом построить, но и скотиной обзавестись. Надо же, как отец расщедрился! И, тем не менее…

— И что же, даже за такие деньги, кроме тебя, никто больше не вызвался? — я, наконец, догнала его и остановилась, переводя дух. Потому что мы, похоже, уже пришли.

Мой спутник отрицательно покачал головой.

— Говорю же, боятся.

— Ух ты… — негромко пробормотала я. Просто не верилось, что страх окружающих передо мной был столь велик. Я начинала себя невольно уважать.

Однако сам кузнец, глядя сверху вниз на меня, растрепанную, в мятой пижаме, едва достающую ему до плеча, похоже, начинал сомневаться в актуальности подобных страхов.

— Ну, а ты? — продолжала упрямо допытываться я. — Не боишься умертвию прислуживать? Вдруг я тебя съем?

Я попыталась изобразить кровожадный взгляд. Однако тут и дураку было ясно, что такую гору мускулистой плоти мне и за неделю не осилить.

Кузнец окинул меня задумчивым взглядом, сунул большие пальцы за пояс, и, глядя куда-то поверх моей головы, как бы между прочим сообщил:

— В прошлом году я на медведя с рогатиной ходил. Один, — он опустил глаза и покосился на меня с некоторым вызовом. — Неужто с бабой не управлюсь?

— Тушé, - буркнула я, сдаваясь, и нажала на дверную ручку.

Стоя на пороге моей спальни, мы еще некоторое время препирались о тонкостях его полномочий. В конце концов, я затворила за собой дверь комнаты, все еще посмеиваясь. Кузнец, к своему неудовольствию, остался снаружи, в пятый раз повторив мне, чтобы "ежели чего", я обращалась к нему за помощью. Честно говоря, я с трудом могла себе представить его с расческой в руках, колдующего над моими волосами, или помогающего мне в выборе платья, поэтому только от души посмеялась над его предложением.

Окинув комнату взглядом, я обнаружила, что здесь ничего не изменилось. Все вещи оставались на тех же местах, где я их видела в последний раз. Даже расческа, небрежно брошенная мною на подоконнике, лежала там же. Я взяла ее в руки. На деревянной поверхности подоконника остался четкий след: внутри — чисто, снаружи — пыль. Я посмотрела на расческу. На ней тоже лежал толстый слой пыли. "Комната умертвия", — с усмешкой подумала я. Хороший повод для горничных, чтобы отлынивать от уборки.

Если бы мама была здесь, она бы не допустила подобного разгильдяйства. Но ее не было, и прислуга вытворяла, что хотела.

Скандал между родителями назревал уже давно. Конечно, они и раньше ссорились, но это были так, пустяковые распри, без которых не обходится не одна семья. Однако после печально известных событий с моим участием количество ссор резко возросло, причем тема для них теперь всегда была неизменной. Отец обвинял мать в том, что она, мол, слишком увлеклась магией и якшается со всякой нечистью. Под нечистью подразумевалась, само собой, и я тоже. Мать в свою очередь не оставалась в долгу, обвиняя отца в бессердечии, равнодушии к собственным дочерям, эгоизме и глупой суеверности.

Иногда, слушая, как они орут друг на друга, обвиняя во всех мыслимых и немыслимых грехах, я только диву давалась. Как они, вообще, так долго прожили вместе?

Ни для кого, конечно, не являлось секретом то, что мои родители не были страстно влюблены друг в друга, вступая в этот брак. Это был Брак Договора, один из десятков таких же, периодически заключающихся из дипломатических соображений по всему Террану. Подобные браки стали одним из последствий последней войны между людьми и старшими расами, и призваны были служить поддержанию мира между породнившимися народами. Каждая из разумных рас единожды в двадцать лет должна была выбрать нескольких своих представителей и обязать их вступить в брак с кандидатами, предложенными им другими расами. Самой собой, все быстро смекнули, что для них лучше, и вскоре на данной матримониальной ниве выработалась следующая тенденция: эльфийские невесты — и разношерстные женихи. В принципе, этот расклад устраивал всех — против эльфийских красавиц не возражал абсолютно никто. Ну, а у эльфов отпала проблема, куда пристроить своих многочисленных высокородных принцесс, ведь Браки Договора заключались только между представителями правящих династий.

Вот под такой-то расклад и угодили в свое время оба наших родителя — одна из которых была типичной представительницей своего народа, то есть весьма самостоятельной эльфийской чародейкой, а другой был человеком, ранее весьма неодобрительно относившимся не только к любым представителям инокровных, но и к магии и прочим странностям вообще.

Тем не менее, не смотря на все расхождения во взглядах и характерах, долгие годы они прожили весьма мирно, видимо, приспосабливаясь или терпя недостатки друг друга. Вплоть до самых этих пор. Ну, а теперь словно внезапно прорвало плотину, за которой сдерживалось накопленное за многие годы недовольство друг другом. Слушать все это было очень тяжело, хотя иногда меня посещала недобрая мысль, что рано или поздно нечто подобное все равно произошло бы.

Страсти достигли апогея к середине лета, то есть примерно через полгода после начала всей этой истории. Катализатором всеобщего скандала стала выходка Солар.

В тот день отец взял ее вместе с собой в сокровищницу, где хранилась элдарская казна, а также драгоценности, украшения и некоторые другие раритетные вещицы. Когда у него было хорошее настроение, он иногда приводил нас туда, позволяя вдоволь налюбоваться прекрасными ювелирными изделиями, а иногда даже разрешал взять что-нибудь поносить. На время.