Эрик Ластбадер - Воин Заката

— Я же тебе говорил! Побери тебя мороз, я тебя предупреждал!

— Успокойся.

Сталиг уже наложил повязку, и Ронин встал.

— Он просто хотел сверить мои показания с отчетом даггамов. Да что с тобой?

Сталиг уселся за стол. Он был бледен как мел.

— Могу я тебя попросить об одном одолжении? Забудь о том, что вчера мы с тобой вообще куда-то ходили, ладно?

Он поднял глаза — слезящиеся и усталые глаза — и пристально посмотрел на Ронина. Со стола на пол упала табличка. Сталиг как будто этого и не заметил.

— Этого просто не было.

Воцарилась неуютная тишина. Сталиг сверлил Ронина взглядом, исполненным молчаливой мольбы.

— Я не могу.

— Мороз милосердный!

У целителя был такой вид, как будто Ронин его ударил. Лицо его вдруг исказилось, и он рухнул плашмя на кушетку. Его губы дрожали. Ронин достал вино и, опустившись перед Сталигом на колени, заставил его выпить.

— Я хорошо тебя знаю, — прошептал доктор, слегка успокоившись. — Я сделал все, что мог.

Казалось, он разговаривает сам с собой.

— Сталиг, — произнес Ронин как можно мягче, — ты должен мне помочь. Я хочу поговорить с Борросом.

— Ты хочешь, чтоб я помог тебе умереть? — Голос целителя был едва различим.

— Я вовсе не собираюсь умирать, — спокойно возразил Ронин.

Он хотел, чтобы Сталиг понял.

— Это может быть очень важно. Для всего Фригольда. Помнишь наш разговор?

Доктор внимательно посмотрел на него.

— Зачем тебе это нужно?

Ответ уже не имел значения, потому что аргумент Ронина сработал.

Так что Ронин лишь молча пожал плечами.

— Но ведь должна же быть какая-то причина!

— Я и сам толком не знаю.

Старик вздохнул и покачал головой:

— Я так и знал...

Он встал и добавил, повернувшись к Ронину спиной:

— Приходи после Сехны. Мне нужно еще раз взглянуть на твое плечо.

Ронина вдруг охватило щемящее, горькое чувство утраты.

— Сталиг, я...

Целитель махнул рукой:

— Осторожнее там. Не свали мне таблички.

— Войдите.

Однако никто не вошел. Вкрадчивый стук повторился. Ронин отставил бокал с вином, встал и открыл дверь. На пороге стоял, понурившись, Г'фанд. У него на груди под рубашкой Ронин заметил повязку.

— Я... — Ученый откашлялся. — Я не помешал?

— Нисколько. Я как раз думал о...

— Если я не вовремя, я могу...

Ронин коснулся его руки:

— Проходи.

Но Г'фанд как будто врос в землю, и Ронину пришлось буквально втащить его в комнату.

— Садись.

Ронин взял со столика кинжал и протянул его Г'фанду.

— Я как раз собирался вернуть тебе эту штуку.

Г'фанд отпрянул:

— Я даже видеть его не хочу! — воскликнул он в непритворном ужасе.

Ронин положил кинжал на пол.

— Может так получиться, что когда-нибудь он спасет тебе жизнь.

Г'фанд разрыдался, закрыв руками лицо. Ронин налил ему вина и поставил бокал рядом с кинжалом. Г'фанд наконец успокоился и отнял руки от лица.

— Мне так стыдно, — выдавил он.

Ронин уселся напротив.

— Мне тоже.

Г'фанд поднял голову. Глаза его вновь заблестели.

— Тебе?! Но тебе-то чего стыдиться?

— Я меченосец. И, как ты верно заметил на Сехне, я учился у Саламандры.

Щеки Г'фанда залились румянцем.

— Я у него многому научился, — продолжал Ронин. — Узнал много хитрых приемов, неизвестных другим меченосцам. Видишь ли, я едва тебя не убил... вот этими вот руками.

Г'фанд как завороженный уставился на руки Ронина.

— Но я думал, вы деретесь только на мечах и кинжалах.

— Искусство битвы, оно очень древнее. Существует немало различных техник.

— Да, я понимаю. — Г'фанд опустился на колени. — Ронин, прости меня. Пожалуйста.

— Забери свой кинжал, только спрячь подальше.

Ученый провел ладонью по лицу.

— Я хочу, чтобы ты понял, почему...

— Г'фанд, я знаю, что ты нападал вовсе не на меня.

На лице ученого отразилась самая разнообразная гамма чувств: удивление, облегчение, недоумение.

— Но откуда ты знаешь? Я тогда сам не соображал, что делаю.

Ронин улыбнулся.

— Ты был чем-то очень расстроен... и то, что ты там нам наговорил, к этому отношения не имеет. Тебя гнетет что-то другое.

Ученый опять покраснел.

— Я твой должник.

Он замолчал, сосредоточенно изучая содержимое своего бокала. Потом взял его в руки и отпил глоток. Сейчас разговор для него был важнее, чем выпивка.

— Я тебе кое-что расскажу, — решился он наконец. — Хотя для меня это будет непросто. Было время, когда я ужасно тебе завидовал. Я мечтал стать меченосцем, но у меня не было никаких шансов. — Г'фанд усмехнулся немного нервно. — Я для этого слишком мелкий. — Ученый поднес к губам бокал и судорожно глотнул, как будто его насильно заставляли пить. — Я безумно хочу узнать, как мы стали такими, какими мы стали, и что было до нас. Наши предки... это были великие люди. Они построили эта машины... такие громадные и ужасные.

Г'фанд отставил бокал и обхватил себя обеими руками, как будто ему было холодно.

— Нам это недоступно. Мы все утратили. Все. Но я нашел... я прочел все, что еще уцелело. Эти скудные крохи знаний. — Ученый невольно понизил голос. — Об этом никто не знает, но мне удалось частично расшифровать одну очень древнюю запись, сохранившуюся с тех времен, когда люди еще жили на поверхности. Конечно, это всего лишь разрозненные фрагменты... по сути, вообще ничто. Но даже их было достаточно, чтобы понять, какую непростительную ошибку они совершили.

Г'фанд умолк, заломив руки. Ронин ждал. Он знал, что ученый еще не сказал того, что собирался сказать.

— И вот тогда я понял, что сделал неправильный выбор. Что с того, что я стал ученым?! Все это бессмысленно. Мы никому не нужны. И пользы от нас — никакой. К насмешкам-то я привык... у меня было много работы, я просто их не замечал, насмешек. Но потом в один прекрасный день мне сказали, что я прочел уже все, что есть.

Он взял кинжал и принялся рассеянно вертеть его в руках, наблюдая за тем, как от лезвия отражается свет.

— В общем, я стал посещать боевые тренировки. — Г'фанд покосился на Ронина, словно опасаясь, что тот поднимет его на смех. — Ученики поначалу смеялись, подшучивали надо мной, но я продолжал заниматься. И тогда они стали уже по-настоящему надо мной издеваться, чтобы я бросил. Но я не бросал... А однажды ко мне подошел инструктор и дал мне этот кинжал и короткий меч. Он сказал, что, раз уж я такой упорный, мне тоже положено кое-какое оружие. Теперь я занимаюсь с новичками, но... — ученый снова понурил голову, — я же знаю, мне все равно никогда не сделаться меченосцем.

— Ты можешь стать кем-то еще, — сказал Ронин.

— А Ниррен говорит, что все остальное — это так, ерунда.

— Ниррену просто нравится тебя дразнить, но это еще не значит, что ты должен слушать все, что он говорит.