Танит Ли - Владычица Безумия

— Похоже, — заметила Совейз, — эта ночь посвящена Магии Речи.

Незнакомец не ответил ей. Но один из знаков, нарисованных белым пальцем, скатился со стола и разбился об пол. По осколкам было видно, что это фигурка огненноволосой женщины в белом одеянии.

Совейз положила горячую ладонь на плечо Олору.

— Мой друг не один здесь, — сказала она шутнику в углу.

Ответом ей был ослиный крик, такой громкий и пронзительный, что мышь, очнувшись о грез, с испуганным писком поспешно юркнула в свою нору.

— Ах вот как, — проговорила Совейз.

Оставив Олору там, где он застыл, словно примерзнув к полу, она шагнула вперед и, резким жестом стряхнув на пол бутыли и кубки, уселась на длинную скамью у стены. Теперь ее и закутанную в плащ фигуру разделала только пустая бочка, на широком донышке которой мерцали диковинные игрушки.

Незнакомец поднял голову. Из-под капюшона сверкнули его темные глаза. И Совейз увидела лицо, которое ей не дозволялось видеть с того дня, как отец, принеся ее в свое царство, оставил дочь в одиночестве на туманном острове. В углу темного вонючего погреба, положив руку на изъеденную червями старую бочку, сидел Азрарн, Князь Демонов. Совейз припомнила, что с тех пор видела его еще раз, у лесного озера, когда он проносился мимо нее во главе своей охоты. Но и тогда он явился не за ней, по-прежнему равнодушный к своему отпрыску. Всегда равнодушный. Кто он ей? Не отец, не друг и даже не господин. Она не приносила ему клятвы верности. Наверное, ей следовало быть ему благодарной хотя бы за то, что он дал ей жизнь, но и этот дар мало интересовал Азрарна, когда он отдавал его — не ей, а ее матери, своей возлюбленной.

Так они смотрели друг на друга, пока Совейз не произнесла наконец голосом, в котором теперь стали было больше, чем серебра:

— И как, похожа я на свою мать?

— Твоя мать никогда не смотрела на меня ни с ненавистью, ни даже с неприязнью, — ответил он.

— Ну, вероятно, у нее для этого имелось меньше оснований.

— Их имелось предостаточно. Но она не умела ненавидеть. Ты же — мое дитя, и потому ненависть у тебя в крови. Злопамятный, гордый, жестокий — все те эпитеты, которыми меня восхваляют на земле, годятся и для тебя. Но ты еще очень молода и твоя ненависть незрела. Когда ты наберешься опыта и научишься ненавидеть по-настоящему, мы посмотрим, на что ты способна. Тебя породила на свет Данизель, но ты — моя точная копия во всем.

При этих словах он улыбнулся с полным сознанием собственной правоты.

Именно на эту улыбку набросилась Совейз, плюнув в лицо отцу. Но ее слюна превратилась в серебряный цветок, едва отделившись от бледных от ярости губ девушки. Азрарн подхватил его и протянул дочери, все еще улыбаясь. Совейз поднялась со скамьи, повернулась на каблуках и, сделав три шага, сказала, не оборачиваясь:

— Ты просчитался, обольститель слабых женщин. Я — мало похожа на всех тех женщин, с которыми ты до сих пор имел дело. Как ты верно заметил, я — точная твоя копия.

— И ты полагаешь, что я не в силах уничтожить тебя с тою же легкостью, что и породил?

Совейз чуть повернула голову и бросила через плечо:

— Так сделай это.

Азрарн выпустил цветок из пальцев и тот исчез, коснувшись деревянного днища бочки.

— Ты забыла, — проговорил он, — что я создавал тебя не для простой забавы. И я сказал тебе уже: подождем, пока ты наберешься опыта и сил. И когда обида уступит в тебе место пониманию. Тогда ты придешь ко мне такой, какой должна быть почтительная и любящая дочь.

— И все волки в лесу сдохнут, — проворчала Совейз.

Очаровательный юноша в лиловом платье уселся на ближайшей бочке, поджал под себя длинные ноги и заметил:

— Увы, про меня опять все забыли.

— Ты ошибаешься, Чуз, и потому лучше тебе сидеть как можно тише, — отозвался Азрарн. — Эта женщина, в гневе своем, считает, что мало значит для меня. Если это так, то я здесь исключительно из-за тебя. Вообще я начинаю думать, что мои преследования становятся похожи на приставания покинутой возлюбленной.

— О да, — с наслаждением проговорил Чуз. — Это было бы, конечно же, просто великолепно. Но согласись, немного невежливо предаваться любовным утехам прямо здесь, да еще на глазах у прекрасной дамы. Нет, о таких радостях жизни нам, наверное, придется забыть, возлюбленный не-брат мой.

— Наверно, придется. Я обещал тебе войну, Чуз. А я держу свои обещания.

— Единый твой или мой жест сейчас, — невозмутимо заметил Чуз, — снесет с лица земли этот маленький город. А что станется с ее обликом после того, как наша битва будет окончена, просто страшно подумать. А ведь эта прекрасная госпожа тебе небезразлична. К тому же, ты никогда не сможешь истребить меня навсегда. Я появлюсь на свет заново с первым же безумством.

Азрарн поднялся на ноги. Он сделал шаг вперед, и вся тьма из угла переместилась вместе с ним. Но эта тьма горела огнями — плывущими в воздухе гнилушками и темным пламенем гнева Повелителя Ночи. Звезды горели в складках его плаща, отражаясь в драгоценных перстнях. В его глазах зарождались и умирали вселенные — чтобы возродиться снова. Очень тихо, так что ночь застыла, чтобы расслышать его слова, он произнес:

— Ты ранил то, что было дорого мне и пребывало под моей защитой. И ты должен заплатить за это.

— Я уже говорил тебе когда-то, — заметил Чуз, по-прежнему восседая на своей бочке, но уже во всем похожий на Олору, — в этом нет моей вины. Вини того, чье бормотание привело нас всех сюда этой ночью. Ибо Князь Судьбы недавно посетил нас в нашем лесу и выгнал оттуда. Вини себя. Вини Данизель, которая знала, что будет принесена в жертву и отказалась от иного жребия. Вини кого угодно, только не меня. Я — лишь орудие. — Чуз покачал золотой головой. Его лицо принадлежало Олору, но не имело никакого сходства с человеческим. Из каждой его черточки проглядывало огненно-черное существо. — Но я лгу. Ты знаешь, что я лгу. Это мой способ существовать в этом мире, невзирая на течение времени и изменения облика земли. Да, наверное, меня можно обвинить в ее смерти. Но даже если это и так, то почему вы все уверены, что я желал ее смерти? Даже такое безумное существо, как я, не может желать смерти столь прекрасному, невинному и мудрому созданию, как она. Но ни красота, ни мудрость, ни чистота не помогли ей изменить ни слова в Книге Судеб. И, вспомнив это, суди как хочешь, не-брат.

Соскочив с бочки, Чуз вплотную подошел к Азрарну. Глядя в его пылающие черным огнем зрачки взглядом не менее жутким, он проговорил:

— Ты не сможешь истребить меня. И оба мы окажемся одинаково безумны, если вздумаем воевать друг с другом. Если ты так жаждешь мести, вот он я, перед тобой, мсти, если хочешь и как хочешь. Я не спорю, это тоже безумие. Не меньшее, чем драка двух Повелителей Тьмы. Но помни, что ты делаешь это только потому, что я позволил тебе.