Валерий Иващенко - Молодые волки старого королевства

Парень кивнул. Точно! Зачарованные собственными успехами, они остановились в развитии, замерли. И вообще ведут себя так, что есть они или нет их — никакой разницы…

— Так что, если они вдруг в один прекрасный день вымрут, того никто и не заметит, — убеждённо закончил Лен.

Красавица убеждённо возразила в запальчивости, что вовсе не прекрасный день, а потом потрясённо замерла. Да уж, что есть, то есть — застыли на месте перворождённые. Велика мудрость и накопленный опыт, однако ничего к нему не добаляется нынче. Всё пройдено и всё открыто, набиты все шишки и изучены все пути. Наверное, это и есть старость, когда некуда идти дальше? А прямо под боком взрастала молодая по меркам эльфов раса людей, прилежно искала новое, своё — и от их яростной крови порою уже сотрясались горы.

— Бессмертие имеет свою цену, — осторожно заметила она. — По-твоему, тогда и боги мертвы? Не телом, духом. Ведь им тоже известно всё. Что было, что есть, что будет…

Лен пожал плечами. Да нет, Эльфире — у небожителей, или где они там обитают, своих хлопот полон рот. Уже существующие вселенные надо обустраивать да беречь помаленьку.

— Мне очень понравились те слова насчёт грозди винограда, где каждая ягодка это отдельный мир.

— Наверное, это здорово, создавать новые миры, — зачарованно шепнула полуэльфка, а лёгкую улыбку на её устах ласково поцеловало взошедшее справа солнце.

Да, красавица, это здорово — дарить новую жизнь. Потому бессмертие заключается не в бесконечной жизни одного или одной, а в непрерывности наследования. Природа не заинтересована в первом, но очень ревниво оберегает второе. Каждое поколение усваивает опыт предков, но и само делает маленький шажок вперёд. Следующее, в свою очередь тоже, и так до бесконечности…

— Вот это и есть жизнь, развитие, это и есть бессмертие, — с улыбкой закончил молодой колдун.

Браво! Эльфире легонько приложила несколько раз одна к другой ладошки в знак одобрения, и легонько усмехнулась. Вот эти рассуждения ей понравились. Стало быть, в основе жизни всё равно лежит пресловутая любовь… она действительно сильнее всего, ибо даёт новую жизнь — а с нею и бессмертие иного рода.

— Слабейший уступает место сильнейшему, а тот даёт потомство? Что ж, это жестоко, но всё-таки справедливо.

Степь вокруг медленно умирала. В том смысле, что попадающиеся навстречу сначала редкие холмы участились, и теперь вокруг уже попадались заросли кустарников, а кое-где в низинках уже тянулись к свету едва одетые первой зеленью деревья.

А на горизонте темнели синеватой полоской тени гор. Лен принюхался к ветерку, и радостно засмеялся. Как хорошо дома!

— Ну, хорошо. И что дальше? — капризно поинтересовалась красавица с высоты коня, у которой настроение менялось куда там весеннему ветерку. — Признаться, все эти погони и резня мне уже порядком поднадоели.

Молодой ведун обернулся, и от вида одной только его улыбки Эльфире сразу насторожилась.

— Дальше? Что ж… там впереди большая река. Настолько большая, что по ней сюда из устья может подняться корабль. И там вашу милость ждут радушные объятия друзей, горячая бадья с водой и мылом. Хороший ужин вместо моей походной стряпни, а потом уютная постель и даже шёлковые простыни, если Славка догадалась захватить.

По мере перечисления глаза Эльфире в изумлении раскрывались. И странно было наблюдать рассвет этих двух сияющих зелёной синью солнц. Странно и радостно чувствовать на себе восход этаких светил и сознавать, что в чём-то ты заслужил этот благодарный взгляд.

Куртизанка рассмеялась, весело покачнувшись в седле.

— Поразительно. Сногсшибательно! Даже забавно, когда на тебя как на женщину обращают внимания не более, чем на придорожный куст или облачко на небе. И более ценят как друга.

И всё же, голос её зазвенел на миг той нотой, что роднит натянутую тетиву и промахнувшуюся мимо цветка пчелу. Всё так же не меняя выражения лица, Эльфире с непостижимой кошачьей грацией извернулась в седле и пересела так, как ездят нормальные люди. В пару ловких движений она отстегнула и перевесила на попутчика изрядно отощавшие перемётные сумы. И напоследок ловко выдернула поводья из державшей их руки парня.

— Н-но!

Ездила на коне девица так же, как делала всё другое — легко и изящно. С той непринуждённостью, отличающей людей недюжинной ловкости и быстрого ума. Правда, в данном случае оказывалась полуэльфка, но то лишь добавляло зрелищу несущейся всадницы особого очарования… Лен поправил на плечах новую тяжесть и вполне философически вздохнул. Не без труда он оторвал взгляд от весьма приглядного зрелища чуть вырвавшейся вперёд и теперь носившейся там кругами куртизанки и неприметно оглянулся назад.

Всё как и вчера, и в иные дни. Над самой ниточкой горизонта опытный взгляд различал тёмную, старого серебра полоску. Знать, совсем осерчал старикашка-Архимаг, коль устроил позади полное непотребство по части погоды. Что там творилось, молодой чародей не хотел и гадать — но вот призадуматься над тем, зачем таковые вовсе не природные феномены терзали полуденную часть острова, пролив и лежащий за ним край материка, призадуматься таки стоило.

С другой стороны, ни малейших следов волшбы или чьего-то вмешательства Лен не ощущал. Как ни принюхивался к ветерку, как ни вчувствовался — ничего. Ну вот, ровным счётом никаких намёков — будто и в самом деле буря, тёмным крылом накрывшая земли и воды, проистекала по воле богов и их эфирных посланцев…

Ноги постепенно вынесли на холм, в котором сквозь рваный ковёр травы кое-где просвечивали неестественно светлые меловые проплешины. Вон и река. Лен старательно попытался вспомнить, как же она называлась на карте — и не смог. Ибо сам он в своих порою дальних и вовсе небезобидных странствиях по родному острову ни разу не забирался так далеко. А как называли её здешние… да упокойте боги их мерзкие души!

— Вышли точно, как по наводке магиков, — засмеялся Лен и указал рукой вдаль и чуть в сторону.

Спутница его тоже направила разгорячённого коня сюда и остановила рядом. Немного оживившийся от скуки жеребец приплясывал, стриг ушами то в одну, то в другую сторону, нервно подёргивал шкурой — ну-ну, это ведь такое удовольствие, покатать на себе прекрасную и умелую наездницу… Лен краем глаза отметил разрумянившиеся щёки куртизанки, её сияющие глаза и порхающую вокруг пару довольно гудящих золотых пчёл. М-да, правду говорят, что феминам в седле можно ездить только бочком…

За дальним речным утёсом словно расцвёл куст белоснежной сирени. Вспухла маленькая отсюда точка, и через миг напряжённо вглядывающиеся глаза признали в ней громаду вздувшихся парусов.

— Я тебя почти обожаю, — Эльфире засмеялась своим неповторимым голосом и, ловко наклонившись с высоты седла, ожгла щёку чародея лёгким поцелуем, напрочь вымевшим из души усталость длинного и трудного пути.