Валерий Самохин - Турнир

– Принести шахматы?

– Надоело!

– Тогда, давай переоденемся в бродяг и прошвырнемся по трактирам? Прошлый раз вышло очень даже неплохо.

– Про эту затею уже самый распоследний кабатчик прознал… Не выйдет. Придумай что-нибудь другое.

– Тебе скучно, а не мне. Вот ты и придумывай.

– Но шут у нас ты, а не я.

– А ты император, тебе думать по статусу положено. А я могу только дурака валять.

– Валяй!

– Да где ж его взять-то, дурака этого?

– Империя большая – поищи, авось найдешь. Я же нашел тебя.

Карлик обижено насупился. Поднявшись с ковра, он прокатился на кривых ножках к маленькому столику, ловко подцепил из вазы крупное яблоко и смачно вгрызся в красно-желтый бок.

– Хочешь?

– Бросай…

Спелый плод полетел в сторону кровати. Несколько минут царила тишина, прерывая лишь звучным хрустом.

– Хорошо князьям, они от безделья войну объявляют, – огорчено пожаловался император, приподнимаясь с подушек. – Все никак развлечение.

– Так в чем проблема? Объяви.

– И с кем прикажешь воевать?

Достойный противник на горизонте Араниэля не появлялся уже почти две тысячи лет. Объявить войну Империи, объединившей семь независимых княжеств, мог разве что самоубийца.

– Ты уже десять дней не выходишь из опочивальни. Знать шепчется по углам, что твое скучающее величество тяжело больно. Смотри, доиграешься! Заговор не на пустом месте зреет, сам повод даешь.

– Было бы здорово! – мечтательно вздохнул император. – Все лучше, чем охота на дикого вепря или очередной бал.

– В Алавии смута, – не обращая внимания на высочайшую реплику, задумчиво продолжил шут. – Князь убит, весь его род бунтовщики вырезали под корень.

– Знаю! – пренебрежительно отмахнулся император. – Гвардейский легион выступает сегодня вечером… И передай Казначею – пусть отправит своих Псов из ревизион-коллегии.

Карлик вытащил из вазы мандарин и, обливаясь брызнувшим соком, надкусил вместе с кожурой.

– Смешно… – протяжно зевнул император.

– Сейчас будет еще смешней, – зловеще пообещал шут. – В Алавии видели рыцарей-храмовников Кардинала незадолго до штурма дворца.

– Все-таки заговор? – высочайшая бровь лениво поползла вверх.

Карлик промолчал.

– Орден в одиночку на такое не сподобится, – принялся рассуждать вслух император. – Его преосвященство дружен с Тайным Канцлером… – он радостно оживился. – А что? Очень даже неплохая версия. Но зачем им княжеский престол? Не пойму.

– Вот и я не пойму, – угрюмо поддакнул шут. – Концы с концами не сходятся… Нечисто здесь что-то.

– Отозвать гвардию? – неуверенно вопросил император. – Дать им немного порезвиться? Глядишь, и нам кусочек веселья достанется.

– Завтра Танец Трех Лун, – напомнил вдруг шут.

– Ну и что? – император безразлично пожал плечами. – Он бывает трижды в году.

– И год Белого Единорога.

– Раз в столетие и это случается, – философски отметил император, целясь огрызком в своего верного слугу.

Шут, увернувшись, сварливо пробурчал:

– У тебя мозги от безделья жиром заплыли… – и, наткнувшись на недоуменный взгляд, снисходительно пояснил: – Проход откроется на рассвете в другие миры.

Император глубоко задумался. Целую минуту он беззвучно шевелил губами, считая варианты и отрешенно взирая куда-то вдаль.

– Возмущающий фактор… – пробормотав это себе под нос, он кровожадно ухмыльнулся. – Неплохая идея… – и нетерпеливо махнул рукой карлику: – Быстро зови Хранителя!

Вовка влетел в блудняк. Еще две недели назад все было просто замечательно. Жизнь катилась по накатанной колее неумолимым бульдозером, была интересная работа, новенький загородный дом и перспектива карьерного роста. Все изменилось в один миг.

Впрочем, обо всем по порядку.

Родился он в самой, что ни на есть, пролетарской семье. Папа был ответственным работником МИДа, а мама занимала скромный пост секретаря – референта завотделом финансового аудита Внешторга. В общем, обычные родители, как и у большинства его сверстников.

В шесть лет его поймали с сигаретой в зубах, после чего Вовка был подвергнут воспитательной беседе. Мама, громко охая и держась рукой за сердце, глотала корвалол из хрустального фужера, папа, никогда не доверявший отечественной фармакологии, предпочитал народные способы лечения.

Беседа наложила первый отпечаток на хрупкую, ранимую душу юного курильщика. Тогда он впервые узнал, что аисты не существуют. Как, впрочем, и капуста. Был и второй отпечаток, материальный. Он представлял собой зеркальную копию пятиконечной звезды пряжки отцовского дембельского ремня. Звезда, числом в дюжину, в течение двух недель украшала бледно-розовые ягодицы Вовки.

Когда ему исполнилось десять, случилось второе потрясение его безоблачного детства. Из веселого пионерского лагеря он до конца каникул был препровожден в глухую деревушку тьмутараканской области. К бабушке. И почти два месяца компанию ему составляли гуси, козы и драчливый петух по кличке Отелло.

Была еще и утка, которая служила будильником. Крякать она начинала ровно в шесть утра – секунда в секунду. Гимн Советского Союза, доносящийся из хрипящей радиоточки, заканчивался одновременно с завершающим щелчком клюва. Затем ее швейцарский механизм испортился, и утка превратилась в курник. О том, что переход на зимнее время происходит в октябре, бедное животное просто не знало.

С точки зрения Вовки наказан он был абсолютно не по делу. Развлечений в пионерлагере было всего два: купание и девчонки. Когда зарядили дожди, выбора не осталось. Изображать из себя привидение, закутавшись в казенную простыню, прискучило быстро, а зубная паста, стреляющая из тюбика, закончилась через два дня. Вместе с мылом, которым девчонки отстирывали свою одежду.

Художественному замыслу, который родил военный совет мужской половины десятого отряда, позавидовал бы сам Микеланджело. Скульптурная композиция, водруженная на дырявую крышу девичьей половины дощатого туалета, изображала из себя восемь писающих мальчиков с октябрятскими значками. Мелодичное журчание сопровождалось оглушительным визгом, от которого передохли все комары в окрестностях пионерского лагеря. Побывав через несколько лет в Праге на знаменитых музыкальных фонтанах, Вовчик понял, что трудновозбудимые по жизни чехи наглым образом сперли его идею.

Более других талант юных ваятелей оценил отрядный вожатый. От него, считавший себя просвещенным в интимных вопросах Вовка, узнал про еще один способ, показавшийся ему крайне непривлекательным. Поэтому, на всякий случай, он спрятался под крыльцом соседнего домика и просидел там до утренней линейки.