Софья Ролдугина - Ключ от всех дверей

— Господин? — встревожено подняла служанка голову от шкатулки.

На лице Мило расцвела шальная улыбка.

— Ничего. Продолжай, — произнес он ровно. На щеках заиграли ямочки, делая его младше, чем есть. Румянец, потемневшее золото волос, искусанные губы… Я лишь усилием воли удержалась от того, чтобы не выскочить и не надавать мальчишке оплеух — пусть ведет себя прилично! — И, пожалуй, сегодня я предпочел бы… — темные очи с фиолетовым отливом подернулись туманной поволокой — …корицу.

Я готова была поклясться, что мальчишка сделал это нарочно. Неужели он флиртует со служанкой? Или это часть коварных замыслов? Что он о себе вообразил! Ну да ничего, у меня в играх — в любых! — опыта побольше.

«Ничего не делай. Оставь заботы мне. Я вернусь за тобой», — сказали мои руки. Жесты выходили острыми, рваными, я никак не могла унять плавящий кости жар. Поскорей бы окунуться в воду…

Мило словно невзначай коснулся уха — «Слова услышаны». Умница. Значит, есть еще надежда, что разум его не до конца затуманила красота девицы из осенних.

Капля воды сорвалась с пальцев и скользнула по загорелой шее…

Я резко хлопнула дверью. Услышат? Ну и пусть. Несносный мальчишка!

Вода в моей купальне оказалась чуть теплой. В другое время я бы разозлилась, но сейчас была только рада. Даже навязчивый запах жасмина и имбиря казался теперь естественным, как дыхание ветра. Еще немного — и меня сморил сон, но тут в дверь гулко постучали. Пришлось вылезать, обтираться полотенцем и спешно натягивать одежду, чтобы впустить позабытую Киле.

Надо заметить, колдунья, изволновавшись от ожидания, порядком растеряла свою горскую невозмутимость и кукольное равнодушие. Все то время, пока Киле расчесывала и перевивала непослушные рыжие волосы с листьями и подгоняла одежду из прохладного бело-зеленого шелка под мой невеликий рост, она тихонько причитала: «Что скажет Светлейший, о, как он будет недоволен…» У меня это не вызывало ничего, кроме смеха да легкого раздражения от затянувшихся приготовлений. Право, даже дома я меньше готовилась к выходу в люди! Но мне тогда помогал Мило…

Как он там, мой мальчик? Наверняка выгнал все-таки эту служанку — иначе и быть не может.

— Это все? — с облегчением спросила я, когда последний локон был заколот у виска почти невидимой шпилькой. Сейчас мне было совсем не страшно: Мило никто не держал в темнице, даже стражу не приставили. Если пожелаем — убежим в любое время.

— Да, госпожа, — с достоинством поклонилась колдунья. — Теперь вы готовы предстать перед очами Светлейшего.

Я только усмехнулась. Вот уж отличие мышления — Ее величество никогда не интересовал внешний вид гостей. Приехали они в традиционных своих нарядах или в равнинных, только с дороги, неумытые даже, или благоухающие ароматными маслами… Главное, чтобы сама она, Тирле, сияла, словно холодный бриллиант.

Что же касается меня… Думаю, такую Лале не признал бы даже художник, Тарло.

Непокорные рыжие пряди, обычно затянутые в сотню косичек, Киле смягчила бальзамом и уложила затейливым каскадом, переплетя волосы с желтыми и зелеными листочками. Позолотила нежные веки и немного — губы, утянула и без того тонкую мою талию рубашкой на шнуровке, укутала в волны белого и бледно-зеленого шелка… Пожалуй, появись я в подобном виде на балу, на меня польстились бы не только любители подразнить закостеневших в ханжестве придворных льстецов.

— Сюда, госпожа, — Киле указывала дорогу.

На сей раз я не пыталась казаться слабее, чем есть, и держалась рядом с колдуньей, не отставая от нее ни на шаг. Мне не терпелось поскорее увидеть Лорда Осени и узнать, какого ворона ему все-таки от нас понадобилось.

Дерево и янтарь, солнечный свет и приглушенные краски гобеленов — все это промелькнуло в один миг, сливаясь в теплый, сонный образ. А потом коридоры и лестницы вдруг кончились, распахнулись двери… и я утонула в осени.

— Приветствую тебя, милая Лале, — чисто и светло улыбнулся Амиро Ласковая Осень. — Приветствую тебя, о возлюбленная дочь Холо.

— Приветствую вас… Светлейший… — едва разомкнула я непослушные губы. Едва… ибо владыка Осеннего Дома оказался непозволительно юн и прекрасен для своих двух с половиной столетий.

Ни единого мазка краски не было на его лице, словно выточенном из белоснежного камня. Под светлыми, но такими густыми и длинными, что любая черноволосая красавица позавидует, ресницами сияли глаза — голубоватые в зелень, словно осеннее небо. Гладкие, как шелк, локоны рассыпались по темно-синей ткани одеяния прихотливой волной, отсвечивающей то золотом, то медью, то серебром. Он смотрел на меня сверху вниз — ласково и тепло, будто солнце, но казалось, что это я стою на пьедестале — столько уважения и восхищения было в этом взгляде.

Лишь после третьего глубокого, до рези, вздоха я сумела совладать с чувствами и посмотреть на Амиро вновь — непредвзято. Высокий, красивый, могущественный… и напропалую использующий силу обаяния Лорда Осени, одной из величайших карт.

— Откуда вы знаете Холо? — спросила я, глядя ему прямо в глаза. Ключ под зеленым шелком платья стал горячим, как кипяток. — Я не помню, чтобы вы посещали поместье Опал…

Амиро тихо рассмеялся:

— Не помните? А ведь мы встречались там… Да и лорд Опал часто навещал и мою скромную обитель… Разве для подобных Холо расстояния были преградой? Разве такое уж неодолимое препятствие долгие дороги и для тебя, маленькая путешественница? — он вдруг неуловимо для взгляда скользнул, оказавшись рядом со мною. Чтобы заглянуть снова в его глаза, пришлось задрать голову, словно я разговаривала с Ее величеством Тирле или с собственным учеником. — Ты ведь гуляешь теми же путями, что и он…

— Кем он был для тебя? — упрямо повторила я вопрос, лишь немного изменив его.

— Тише… — он коснулся пальцем моих губ, будто запечатывая их. — Ты ведь пришла в Дом Осени в поисках совсем других ответов. Верно, маленькая расхитительница библиотек?

— Я не собиралась ничего забирать из вашего хранилища! — от неожиданности я даже забыла, что собиралась все отрицать. Амиро нахмурился и отстранился — и свет померк. Теперь стало ясно, что мы находимся не в тронном зале, а в подобии гостиной — с коврами, подушками на полу, янтарными витражами на окнах и низким столиком, уставленном вазами с фруктами и сладостями. — Вы сердитесь? — сорвалось с языка.