Игорь Байкалов - Полёт Ястреба

— Вы скушали солёный огурец с молоком? — ехидно спросил Ястреб.

— Нет, — ответил я, лихорадочно соображая, как искин обошёл блоки приоритетов. Это же одна из фундаментальных настроек системы! Только сейчас я понял, насколько мой предшественник сильно изменил Ястреба: компьютер не подчинялся базовым установкам!

— Странно. У вас повысилась температура тела. Подхватили вирус? Могу посоветовать отличный антивирус.

— Чтоб тебя замыкание взяло.

— Зачем?

— Просто из вредности, — не подумав, сказал я, но потом исправился. — Нервничаю.

— Причина?

— Мне тоже интересна причина твоей модификации, — я попытался вернуться к вопросу. — Попробуем разобраться вместе?

— Идёт. Шестьдесят процентов прибыли мне, остальное вам.

— Какой ещё прибыли? — опешил я.

— Селя всегда говорил, что за каждой тайной скрывается приз. А в моей базе данных содержится много фильмов. Люди так поступают: делят, что нашли.

— А ты жадный!

— Так Селя был неправ?

— Прав. Но вряд ли здесь пахнет кладом материальным. Если только интеллектуальным, а он не делится и является достоянием общественности, — ответил я, копируя видеофайлы на инфокристалл. Хотелось просмотреть их в спокойной обстановке. Ястреб молчал, и я спросил. — Верно говорю?

— Да, верно. В законодательстве так и написано, — ответил Ястреб. Кажется, с грустью в голосе, готов поклясться хоть на коричневой книге (да простят меня провайдеры за святотатство!).

— Да и зачем тебе вещи? Я и так тебе любой блок доставлю бесплатно.

Наш разговор прервал вызов по коммуникатору. «Сергей Андреевич Ренор, руководитель Научной Группы» высветилось на экране.

«Интересно, что ему нужно?»— подумал я и нажал кнопку:

— Да?

— Юра, здравствуй, — сказал учёный. — Нужна твоя помощь.

— Конечно, сейчас приду. А в чём проблема?

— Пытаемся понять, насколько адекватно работает анализатор. Я в лаборатории. Зайди, пожалуйста.

— Хорошо, ждите.

Я выключил коммуникатор и сказал Ястребу:

— Вызывают. Видимо, что-то у них не сходится. Анализатор выдавал ошибки?

— Нет, мне сообщений не поступало. Нужно проверить соединение. Анализатор на запросы не отвечает.

— Ага, хорошо. Тогда проверим ручками.

Я, не мешкая, направился к Ренору. Идти было недалеко: лаборатория располагалась на том же втором уровне, где я работал, всего в пятидесяти метрах. Учёного я заметил сразу же. Больше в просторном помещении никого не было. Сергей Андреевич склонился над монитором, внимательно изучая показания. Видимо, он услышал мои шаги и повернулся к двери:

— А, молодой человек, быстро вы. Где мои годы…

— Вы ещё молоды, — решил ответить я. По-моему, в такой форме грех жаловаться. Ренор мне ещё фору даст!

— Спасибо-спасибо… Пока остальные отдыхают, я решил провести несколько тестов. И вот в чём проблема… а возможно даже и нет её вовсе. Анализатор даёт противоречивые данные.

— Он подключён к системе или работает автономно?

— Автономно.

Я решил, чтобы не поверять вручную, подключить аппаратуру, и попросить Ястреба протестировать микроконтроллеры. Пока шло подключение, я спросил у Сергея Андреевича:

— А что в анализаторе?

— Образцы материала конструкции и грунта.

— С планеты? — удивился я.

— Ну да, — видимо именно моя реакция вызвала улыбку у Ренора.

— Я впервые в дальнем космосе. Не привык ещё, — поспешил я реабилитироваться.

— К такому сложно привыкнуть.

— Что выдаёт анализатор?

— Да в том то и дело, что ничего толкового. Время разнится на миллиарды лет. Вот я и подумал: или это шутка Вселенной, или сбой в работе анализатора.

Я отвлёкся от работы и посмотрел на экран. При обработке образцов грунта использовался изотопный метод, который аналогичен радиоуглеродному анализу, но использует для определения возраста не углерод, а частицы солнечного ветра. Благодаря этому методу можно было установить время, когда произошла трагедия с довольно высокой точностью. Проведенные измерения говорили, что система умерла примерно пятьсот миллионов лет назад.

Если с грунтом всё было довольно просто, то с материалом вышло несколько иначе: анализатор выдавал, что не может выявить структуру, а датировка при каждом новом опыте прыгала от двух до десяти миллиардов лет. Вот уж не думал, что бывает такая точность!

— Калибровка проводилась? — в недоумении спросил я.

— Да, конечно. Это обязательная процедура, — ответил учёный.

— Ладно, проверим… Ястреб, давай прогони стандартные тесты.

Дальше пошла монотонная работа. Искин заверил, что прибор работает нормально. Сообщение об отсутствии структуры его тоже повергло в смятение, поэтому он ответил просто:

— В инструкции написано, что причиной тому может служить отсутствие материала в контейнере…

— Ты же видишь, что материал на месте.

— Да, мои сенсоры подтверждают это.

Если честно, на месте Ренора я бы стал сомневаться в своей адекватности. Наверное, он так и подумал, потому и позвал меня.

— Всё тесты показывают, что микроконтроллеры анализатора работают правильно, — сказал Ястреб. Это означало, что приборы показывают верный результат, что в свою очередь… Дальше я ничего не смог придумать, в чём честно признался Сергею Андреевичу.

— Чувствую, эта планета нам преподнесёт массу сюрпризов, — сказал Ренор, и я не мог с ним не согласиться.

Обустройство лагеря началось на следующий день по корабельному времени. Работы усложнялись отсутствием воздуха и естественного света. Первым делом следовало установить купола для лабораторий и создать в них искусственную атмосферу. Возить артефакты на орбиту ради изучения являлось лишней тратой времени и ресурсов.

К вечеру, когда первые приготовления были закончены, Белоусов, Радненко и ещё шесть человек из группы археологов стояли у входа в древние катакомбы. Конечно, многие рвались сходу «пойти на штурм», но руководитель сдерживал порывы инициативы.

Часом раньше был проверен провал, который образовался в результате первой высадки. Оказалось, что он имел в поперечнике квадратную форму и оказался неглубоким. Если бы десантник не ухватил Белоусова, то тот вполне мог приземлиться удачно. По всей видимости, учёный пробил своим весом «пробку».

— Кажется, это тоже какая-то труба, — сказал Радненко, указывая вдаль шахты, — посмотрите, как она удачно переходит в другую. Только засыпана. Всё-таки мне кажется, что это вентиляция.

Действительно, если присмотреться, можно было заметить плавный переход от одного участка к другому.

— Что у нас со сканированием? — спросил Белоусов.

— Плохо, пробиваемся через слои породы с трудом. Такое ощущение, словно что-то мешает, — ответили наблюдатели в лагере.