Вера Огнева - Возвращение к себе

Зал тонул в полумраке. В камине вяло вскидывались и опадали бледные язычки пламени. Дым космами плавал в воздухе. На четвереньках у камина стоял истопник, и, что есть силы, раздувал огонь.

В темноте кто-то копошился, с поварни тянуло запахом несвежего вываренного мяса, пряностей и кислятины.

Полоска заката осталась в неимоверной дали.

Он уже сворачивал к лестнице, когда из темноты позвал тихий женский голос:

- Роберт.

В первый момент он решил, что померещилось, но из сумрака выступила знакомая фигура с распущенными волосами и бледным лицом.

- Я давно жду тебя здесь, - прошептала Герберга.

- Что угодно благородной даме?

- Поговорить.

- Говори.

- Здесь много чужих ушей. Пойдем ко мне, - может, она действительно волновалась, может, нет, но голос дрожал. Роберт не долго колебался:

- Веди.

Покои, куда женщина привела Роберта, разительно отличались от всех остальных в замке. Ярко полыхавший камин освещал уютную продолговатую комнату с гобеленами.

Нога ступала не по камню или привычному тростнику, на полу вплотную друг к другу лежали несколько восточных ковров. Звук шагов тонул в их мягком ворсе.

Сундуки, столики, поставцы, золоченый подсвечник, чеканное восточное блюдо…

Повидай Роберт меньше, глаза бы разбежались.

Но ковры кто-то безобразно извозил. Почти сплошь по ним расползлись жирные пятна.

Во многих местах к драгоценному ворсу пристали раздавленные засохшие куски и мусор. Клочья собачьей шерсти порхали по углам невесомыми клубками. Черепки разбитого кувшина, заметенные под ковер, противно хрустнули под подошвой.

Огромная кровать под балдахином, с наполовину оборванным бархатным пологом, больше походила на развороченную берлогу.

Надо было обобрать весь замок и стаскать все добро в одно место, чтобы загадить, поломать и осквернить? Впрочем, ничего другого он и не ожидал. Но одно дело предполагать, другое - видеть.

Женщина не торопилась. Сбросив теплый плащ прямо на грязный пол, она прошла к камину, встала лицом к пламени и, низко опустив голову, протянула к огню озябшие руки. Плечи вздрагивали, будто она давилась рыданиями.

Роберт молчал. Сама звала, сама пусть и начинает. А если и дальше намерена, изображать молчаливую скорбь в надежде, что заезжий рыцарь проникнется и присягнет слабой женщине, Роберт просто уйдет.

Стоять надоело, и он присел на сундук, выдвинутый почти на середину комнаты.

Крышка скрипнула. Женщина обернулась. В первое мгновение ей не удалось скрыть досады: как! мужчина, которого привели в альков, безмолвно наблюдает рыдания женщины? Он и пальцем не пошевелил, чтобы ее утешить? Но лицо тотчас приобрело страдальческое выражение, очи потупились,

- Рыцарь! Мне грозит страшная опасность.

- Какая? - тон у освободителя, будто курицу на рынке выбирает.

- Смерть!

- Она всем грозит. В смысле - все там будем.

- Не смейся, жестокий воин. Меня могут убить в любой момент.

- Кто?

- Монах, капитан, Лупо. Любой из них. Каждый только и думает, как получить деньги и разделаться с остальными. Увы, я самое слабое звено. Меня убьют первой.

- А я думал, меня.

- О, нет. Тебя будут беречь как зеницу ока. Никто не знает, где ты спрятал золото. А если покажешь, станут следить, вдруг часть утаил.

Тебе-то откуда известно, про якобы зарытые сокровища? - подумал Роберт. Я говорил об этом только с добрым братом Петром.

- Я предложил твоим людям обмен: Анна и маленький Филипп против золота.

- Несчастный! - она заломила руки. - Тебя обманут. Заберут все и лишат жизни. А потом, тот, кто заграбастает, козну разделается с остальными.

Что-то знакомое было в ее жестах, в картинной несколько позе, в низком звучном голосе. Роберт прикрыл глаза, делая вид, что обдумывает сказанное. … раскаленные за день камни мостовой. Факела по кругу. Сцена из двух сцепленных повозок… жонглеры.

Бродячие артисты кривлялись, размалеванными лицами. По сцене скакали герои с огромными носами и, такими же огромными, натягивающими штаны, мужскими причиндалами. Ненастоящая одежда, ненастоящие страсти…

Он поднял глаза и посмотрел прямо в лицо девки. Комедиантка! Удравшая из труппы и возомнившая себя невесть кем, жонглерка! Глупая жестокая тварь.

- Чего же ты хочешь от меня? - слова давались Роберту с трудом.

Женщина истолковала это по-своему. Порывисто шагнув к рыцарю, она простерла руки:

- Хочу быть твоей! С самого начала, с твоего приезда. Уверенна, ты хочешь того же. А потом мы убежим. Мы спрячемся. И все золото будет наше.

Хитрая застежка, скреплявшая половинки блио под грудью, разлетелась от одного прикосновения. Платье последовало за плащом на пол. Следом скользнула туника.

Роберт отшатнулся, когда его обдало запахом давно не мытого тела.

Герберга наступала, норовя ухватить его за шею. Мелко вздрагивала отвислая, совсем не девичья грудь, трясся дряблый живот. Еще миг, и из ее объятий надо будет выдираться силой. Не доводя до драки, Роберт со всей возможной сноровкой поднырнул под расставленные руки, и хлопнул дверью.

На замок Барн пала глухая ночь. Вилланы в деревне давно забились в свои лачуги.

Сервы в замке, расползлись по щелям. Только в большой зале ярко горели десятки факелов, бегали служанки, да стояли кучками мужчины с оружием.

За Робертом и Гаретом послали. Их еще ни разу не приглашали к столу. И вот - милость снизошла.

Роберт прикидывал: идти, не идти. Выходило, как ни крутись, идти придется.

Сегодня за столом должны собраться все участники затянувшейся пьесы. Актеры и актерки. А там и автор пожалует - сатана собственной персоной.

Женщин отправили в коморку Бины. На ее двери, как и на входной, имелся засов. Не весть какая защита, но все-таки лучше чем ничего.

Оба, Роберт и Гарет спустились к столу в полном вооружении. Плевать на этикет. В свинарнике не до куртуазности, на ратном поле не до консон.

За столом уже во всю распоряжалась принаряженная Герберга. Из-под вишневого тонкого блио выглядывала палевая туника. В ушах, на голове, на шее тускло светили желтым и поигрывали камнями украшения. Серьги, диадема, ожерелье - все тяжелое, яркое. Брала бы себе побрякушки и удирала, так нет, хочет почувствовать себя хозяйкой замка, благородной госпожой; иметь право и власть.

Взгляд зацепился за знакомую вещицу. У края выреза к ткани была прикреплена массивная подвеска. Кроваво отсверкивал овал из рубинов и золотых завитков, ниже спускались остро сияющие алмазные нитки. Сестра этой подвески покоилась в мешочке на груди Роберта.

Вот значит, в каких пьесах мы играем! Одной власти оказалось мало. Крови возжаждала!

Сожженные усадьбы в Критьене, родственники Тиссы, Теобальт-Марк… Сам собой всплыл сегодняшний разговор в алькове. Роберта передернуло. А за волной отвращения пришло: он убьет эту женщину. Еще вчера, еще миг назад не смог бы.