Борис Сапожников - Орден Дракона

— Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять это, — отмахнулся я. — Куда же ещё деваться трупам халинцев, когда они посыплются с плотов и стен.

Бруно не обиделся на мою отповедь, лишь приложил к лицу ладонь, чтобы разглядеть отряд боярина Михаила Галоша.

Лес из кольев должен был не только устрашить халифа и его войско, но и отвлечь его, заставив не глядеть по сторонам. Ведь за этим лесом, в полумиле к западу от армии Мехмеда, стоял мощный отряд Галоша, который по сигналу из крепости должен будет напасть на халинцев. Его можно было увидеть отсюда, со стен Снагова, но не с берега озера.

Я дождался ночи, стоя на стене вместе с моими вернейшими друзьями. Когда же тьма опустилась на мир, мы спустились вниз, где меня ждала большая часть моей армии. Мне подали коня и я, вскочив в его седло, сделал знак отворить несколько широких ворот Снагова и опустить мосты через озеро. Мы пронеслись по ним, ворвавшись, наконец, в лагерь халинцев. Мои воины несли с собой по несколько факелов, многие обмотали паклей и подожгли наконечники своих копий. Один за другим вспыхивали шатры, стражей и успевших вооружиться врагов мы просто сметали, втаптывая в землю. Целью нашей был красный шатёр, стоявший посередине лагеря, я был уверен, что в нём находился сам Мехмед. Подскакав к нему, мы с Бруно спешились и ворвались в шатёр, но внутри находились лишь двое полководцев халифа. Эти смелые люди выхватили свои ятаганы, но мы были слишком злы из-за своей ошибки, и слишком спешили — скоро отошедшие от шока халинцы поймут, что нас куда меньше, чем им казалось. Я пригнулся, пропуская ятаган противника над головой, и широко рубанул его поперёк живота. Пышные одежды не спасли его и халинец согнулся пополам, зажимая чудовищную рану. Бруно же раскроил «своему» халинцу голову палашом. Мы вышли из шатра и, запрыгнув в сёдла, хотели было отправиться дальше на поиски Мехмеда, но тут я заметил, что не смотря на огонь горевший на стенах Снагова, Михаил Галош не спешил атаковать. А вокруг нас уже начало смыкаться кольцо халинской конницы.

Прорываться обратно было очень тяжело. Я дрался, как всегда в первых рядах, не ведая усталости, ибо в жилах моих билась ярость. Битва стала для меня чем-то второстепенным по сравнению с грядущим разговором с Галошем. Я не замечал получаемых ранений, которых, как говорят было очень много, больше чем может вынести простой смертный, рубил и колол вокруг себя, так что даже полубезумные сипархи, по слухам не ведавшие страха, опасались подходить ко мне на длину меча. Когда же копыта моего коня застучали по камням Снагова и я позволил себе расслабиться, на меня нахлынула боль и усталость. Я покачнулся и вывалился из седла, как многим показалось тогда — замертво.

За те несколько дней, что я пролежал в беспамятстве, меня успели даже приготовить к похоронам. Когда я открыл глаза, то обнаружил, что лежу в часовне Снагова, одетый в белоснежное одеяние и укрытый полупрозрачным саваном. Надо мной стоял Бруно, то и дело стиравший с лица слёзы. Я невольно усмехнулся, никогда б не подумал, что мой всегда невозмутимый мейсенский друг может ещё и плакать.

— Не стоит оплакивать меня, Бруно, — сказал я, поднимаясь из открытого гроба, в котором лежал, — я ещё не умер. Где мой меч? — спросил я следом у оцепеневшего друга. — И принеси мне нормальную одежду. В этой я, действительно, похож на привидение.

Когда я вышел из часовни, священники, находившиеся неподалёку, да и все, кто это видел, попадали на колени. Кто-то даже прошептал: "Баалово отродье".

— Вы считаете, что Господь отрёкся от нас, святой отец? — вежливо поинтересовался я. — Что он не мог явить всем нам чудо, воскресив меня войны с безбожными мегберранскими еретиками?

Мой расчёт оказался верен. Один из священников так побледнел, что сравнялся цветом лица с моим одеянием. Мне даже показалось, что он сейчас хлопнется в обморок.

Я сменил платье на более приличествующее военному времени, повесил на пояс отцовский меч и собрал на совет своих военноначальников. К слову, все они были членами ордена Дракона.

— Итак, что случилось за те две недели, что я отдыхал? — спросил я, подёргивая изрядно отросшие усы.

— Ты даже не дышал, — вместо ответа произнёс боярин Роман Нигулеску, один из самых мистически настроенных из моих людей. — Врачи сказали, что ты умер от ран.

— Я - жив, — отрезал я ледяным тоном, — всё, что было раньше — не имеет значения. И не порти мне настроения, Роман, оно слишком хорошее. Так что там с халинцами?

— Эти новости твоё настроение только улучшат, князь, — сказал Михаил Дьюржу, командовавший моей гвардией со времён восшествия на престол. — Мехмед бежал в ужасе, его войско частично рассеяно, частично мчится с ним на запад.

— Кто преследует его? — задал я следующий вопрос.

Тут все замялись и один лишь Бруно нашёл в себе силы ответить:

— Никто, — сказал он. — Мы слишком сильно были опечалены твоей гиб… — Он осёкся. — Тем, что мы приняли за твою смерть, и никто не последовал за беглецами.

Меня, конечно, сильно расстроила эта весть, но ничего иного от своих бояр, в общем-то, и не ожидал. Никто из них не умел мыслить на ход вперёд. Разве что Делакруа, но его я сегодня ещё не видел. О нём был мой третий вопрос.

— Его не видели с тех пор, как мы покинули стену, — пожал плечами Бруно.

Я привык к тому, что Делакруа исчезал и появлялся по собственному желанию. Хотя когда он действительно был нужен, он всегда был на месте.

Очень много времени, сил и, главное, денег ушло у меня на восстановление. От княжества остались — благодаря халинцам и, конечно, моим «усилиям» — руины, города и деревни были сожжены, поля вытоптаны, колодцы отравлены. Мне пришлось влезть в огромные долги перед всеми соседями, даже пересмотреть договор с Билефельце об аренде Констанцы (мне не хотелось об этом думать, но он всё больше напоминал договор Алди с салентинцами), гипотетический доход княжества на несколько лет вперёд были заложены салентинским банкирам. Я знал, что примерно то же твориться при дворе адрандского короля, но там глупый монарх сделал это, чтобы обеспечить себя невероятной роскошью, потрясающей королей и императоров соседних государств, мне же эти деньги требовались для восстановления княжества. И ещё я понимал одно — мне будут давать деньги, как князья-соседи, так и салентинцы с билефельцами. Я ведь не только снискал славу победителя самого халифа Мехмеда, но и ослабленная страна моя была отличным буфером на пути жаждущего расширяться халифата. Значит всем было нужно сильное Сибиу и сильный князь на его троне, даже столь непредсказуемый, как я.

И тут с нами начал «заигрывать» халиф Мехмед. Он прислал мне посольство, во главе которого поставил не кого иного, как моего братца Лучана. Опешив от такой наглости, я даже не стал казнить их, как только они вошли в Тырговишту, хотя именно это было моей первой мыслью. Однако же я решил их принять.