Сергей Садов - Князь Вольдемар Старинов

Да уж, герой… Хотя может и станет, если Тортон все-таки удастся отстоять. Сложат легенды о чужеземной князя…

Позади раздалось хлопанье. Володя резко обернулся. Там, усевшись на траву, удобно расположились Аливия с братом.

— И давно вы тут?

— С того момент, как вы играли какую-то странную мелодию, милорд.

— Володь, а ты мне раньше эти песни не пел. И знаешь, я почти все-все поняла, давай продолжим учить твой язык? Мне он нравится. И кто такая Дульсинея, которую ты восславлял? — В голосе девочки послышались ревнивые нотки. — Она была твоя невеста на родине, да?

Мальчик расхохотался.

— Потише, стрекоза. Я же не успею на все сразу ответить. А насчет Дульсинеи можешь не переживать, эта почтенная дама невеста одного благородного рыцаря, который отправился в путь, чтобы восславить ее имя побеждая врагов.

— Ух ты! — глазеньки Аливии радостно засверкали. Тут она покосилась на брата. — А ты бы вот так смог отправиться в путь, чтобы прославить свою невесту?

Руперт отчаянно покраснел, потом пробормотал, что типа все это ерунда и что он не благородный, чтобы заниматься разной дурью. Тут он глянул на Володю и совсем смутился.

— Простите, ваша светлость, я совсем не имел в виду вас…

Володя перескочил через перила беседки, оставив гитару там, сорвал несколько невзрачных цветков, подошел к Аливии и опустился перед ней на колени, протянув букетик.

— Все ради вас, прекрасная леди.

Аливия вдруг смутилась, покраснела и замерла, не зная, что сказать. Володя улыбнулся, связал стебельки и приладил букетик девочке в волоса. Потом протянул руку и слегка ущипнул ее за нос.

— Ай! — Аливия обиженно пискнула и уставилась на Володю.

— Рот закрой, а то птичка залетит, — серьезно посоветовал мальчик. Рядом невоспитанно хрюкнул Руперт и отчаянно попытался не расхохотаться.

Володя еще сыграл несколько мелодий, а Аливия попросила записать слова про «нам дворцов заманчивые своды не заменят никогда свободы» — решила попробовать перевести. Мальчик поднялся.

— Вот что, Кнопка, пошли-ка в дом, там и займемся. Я тебе помогу. Заодно продолжим язык изучать.

— А тебе не надо по делам? — тревожно и с отчаянной надеждой спросила девочка.

— Нет, — усмехнулся мальчик. — Сегодня я до вечера совершенно свободен.

— Ураааа!!! — Аливия вскочила и заскакала вокруг Володи, но тут же скривилась от боли.

— Говорил же, не скачи пока! — отругал её мальчик. — Еще недельку спокойно посиди и потом хоть на голове стой.

— Я попробую, — серьезно пообещала Аливия и тут же схлопотала подзатыльник, отбежала и с безопасного расстояния показала язык. Руперт что-то сердито крикнул ей, а Володя рассмеялся. Грусть исчезла. Умеет же эта пигалица поднять настроение. Но чему удивляться? Каким-то образом она сумела вытащить его из бездны отчаяния, сумела растопить его холодность. Сейчас Володя еще не мог понять, радоваться ему тому, что он снова умеет искренне смеяться, грустить, сердиться. Что его чувства больше не показные, а идут от души. Единственно только плакать так и не получилось… Однажды ночью он проснулся с криком — снова приснилось крыльцо дома… вот мама спускается по лестнице, держа за руку Ленку. Рядом идет отец, а вперед скачет он… Вот отец толкает его в сторону, выстрелы… И тут Володя проснулся… В душе горечь и боль, но глаза сухи… Как ему в этот момент хотелось разреветься, сбросить этот груз с души, отпустить прошлое, чтобы оно отпустило его. Но цепь еще прочна…

Вопреки опасениям Володи следующий день оказался самым свободным для него за все время осады. Это первоначально сильно удивляло его. Не было необходимости куда-то мчаться, что-то решать, спорить с купцами или магистратом. Не сразу он понял, что сейчас запущенный механизм подготовки к сражению набрал полные обороты и больше не нуждался в подталкивании или контроле. Даже захоти он сейчас что-либо изменить — это уже было сделать невозможно. Филлип командовал в форте, размещал запасы воды и продовольствия, рабочие насыпали и трамбовали площадку под баллисты, собирали требуше и устанавливали на стенах «скорпионы». На холме наблюдатели следили за родезцами и регулярно посылали гонцов с известиями. Те несколько раз пытались провести разведку с этой стороны бухты, но их встречали засады из арбалетчиков и родезцы, потеряв несколько человек, прекратили попытки проникнуть на заросшие склоны, только усилили наблюдение за склоном. Еще произошло несколько стычек с патрулями на дороге, когда родезцы попытались приблизиться к городу, но и здесь они скорее демонстрировали попытку, чем реально пытались прорваться. Судя по всему командир этого отряда решил не рисковать и дождаться основных сил, а пока старательно возводил укрепленный лагерь, свозил с кораблей продовольствие и машины, которые старательно укрывали с той стороны лагеря.

Заметив это, Володя досадливо поморщился — туда не доставали даже требуше. Точнее доставали на максимальной дальности, но стрелять не видя цели и не имея возможности корректировать огонь бесполезное занятие. Шанс во что-то попасть, конечно, есть, но не настолько большой, чтобы пытаться. Впрочем глупо огорчаться, нельзя же всерьез полагать, что противник подставится во всем.

Потом Володя навестил порт, но и здесь Джером вполне справлялся без него. Конрон руководил тренировками кавалерии, Лигор занимался с пехотой и лучниками, Роухен проверял городские укрепления и занимался организацией патрулей, Арвид пропадал в госпиталях и следил за подготовкой перевязочного материала.

Помотавшись до обеда по городу, Володя вдруг с досадой понял, что собственно он никому больше не нужен. Сейчас, когда все отлажено и каждый офицер четко представляет задачу его вмешательство только повредило бы. А в случае разных мелких недоразумений и накладок за советом или приказом все предпочитали обращаться к Конрону или Роухену.

С одной стороны обидно. А с другой хорошо — значит правильно подобрал людей, нашел к ним подход и заставил делать общее дело. Причем заставил не только тех, кого сам нашел и назначил, но и тех, кого убрать не мог. Учителя на базе вполне могли бы гордиться им. С этими мыслями Володя и отправился в дом к Осторну. Чтобы как-то скоротать время и отрешиться от тревог, засел за занятия с Аливией языком, а с Рупертом и Осторном занялся математикой. Девочка пыхтела над переводом песни, а Володя подсказывал незнакомые слова, которые встречались в тексте и тут же заставлял их заучивать, объясняя значение. Перевод выходил без рифмы, но получался вполне неплохим.

Наблюдая как девочка пыхтит на переводом, склонившись на бумагой, Володя пожалел, что сейчас тут нет Сторна — барда, с которым он познакомился по пути в Тортон. Неплохо бы было перевести еще песни.