Сергей Садов - Князь Вольдемар Старинов

— Оно и видно. — Видя, что собеседник совершенно не настроен продолжать спор, графиня попыталась расшевелить Володю, но ей быстро надоело слушать в ответ на презрительные реплики вежливые, совершенно равнодушные извинения. Все её завуалированные оскорбления и намёки как от крепостной стены отскакивали. Этот странный князь словно не замечал, что его оскорбляют или пытаются унизить, а его вдруг проснувшаяся запредельная вежливость выставляла графиню совсем уж какой-то невоспитанной провинциалкой. Почувствовав, что проигрывает, дама сердито хлопнула себя по боку.

— Надеюсь, мы еще не раз встретимся за время плавания, князь.

— Я тоже надеюсь, графиня, — так же вежливо и также фальшиво ответил Володя.

Дама резко развернулась и направилась в сторону каюты.

— Генриетта, за мной!

Дочь чуть приподняла голову и одарила Аливию презрительным взглядом, сверху вниз осмотрела её походный наряд, потом с видом светской дамы чуть приподняла подол роскошного платья и проследовала за матерью. Аливия покраснела, глянула на себя, вздохнула и отвернулась. Володя нахмурился, потом решил, что все равно ничего сделать пока не сможет, и вернулся к прерванному занятию.

— Уже сможете сделать предсказание? — вежливо спросил подошедший Филипп, наблюдая за синьором, который с задумчивым видом почесывал карандашом за ухом. После вчерашнего урока анализа он проникся необычайным уважением к занятию милорда.

— Предсказание? — удивился он. — Это не предсказания, Филипп, а всего лишь анализ. Многое понять невозможно — не хватает данных.

— В трюме как раз купец один есть, можно его допросить.

— Э… допросить?

Но прежде, чем Володя успел что-то сказать, Филипп сорвался с места и скрылся в трюме. Мальчик растерянно моргнул, а через мгновение Филипп вернулся, таща чуть ли не за шкирку перепуганного купца. Подтащив его к Володе, он его хорошенько встряхнул.

— Его светлость хочет задать тебе несколько вопросов! — рявкнул он. — И не смей увиливать! Отвечай как на духу!

— Э-э… — Володя совсем растерялся, хотя и старался изо всех сил не подать виду. Мда… вот уж инициативный… человек. — Присядьте, пожалуйста, — пригласил Володя. — Прошу простить моего человека, он немного… перестарался.

Филипп, сообразив, что чем-то не угодил синьору, поспешил от греха подальше исчезнуть. Купец вздохнул с явным облегчением и присел на бухту каната рядом, но тут же вскочил, вспомнив, как обращался к этому юноше солдат.

— Сидите-сидите. Так разговаривать намного удобнее. У меня действительно есть несколько вопросов…

Во время путешествия Володя предпочитал находиться на палубе, а не в трюме. Тут и воздух свежий, и светлее. Устроившись где-нибудь в сторонке, он или задумчиво наблюдал за морем, или работал со своими записями, или занимался локхерской грамотой вместе с Джеромом. В последнем случае к ним еще присоединялась Аливия. Эти занятия особого энтузиазма у нее не вызывали и она предпочитала скакать по палубе, порой забираясь в такие месте, откуда её вытаскивали совместными усилиями всего экипажа. На второй день плавания капитан взмолился:

— Милорд, повлияйте на вашу сестру! Вы посмотрите, куда она опять забралась!

Володя проследил направление, задрав голову, и заметил девочку, стоящую в «орлином гнезде» и о чем-то оживленно выспрашивающую находящегося там матроса. И как только сумела забраться?

— Капитан, будьте любезны, приведите её ко мне.

Аливия быстро разобралась, зачем её зовет «брат», и, когда спустилась, попыталась спрятаться, но сбежать от опытных матросов не смогла. Брыкающуюся девочку представили пред светлые очи милорда. Точнее, очи милорда в данный момент были весьма и весьма не светлые.

— Спасибо, капитан, оставьте нас наедине, пожалуйста.

Капитан чуть поклонился и поднялся на мостик, откуда продолжал наблюдать за происходящим. Милорд не стал ругаться или как-то иначе наказывать девочку, он только говорил. При этом капитан видел, что он вроде бы даже и не сердится, и голос не повышает, но с каждым словом голова девочки опускалась все ниже и ниже. Вот она начала всхлипывать, вот вскинула голову, с отчаянной надеждой, потом еще ниже опустила и, всхлипывая, спустилась в трюм, даже не заметив злорадно наблюдавшую за ней Генриетту.

На палубу поднялся Филипп, постоянно оглядывающийся.

— Что-нибудь случилось, милорд? Аливия спустилась заплаканной.

— Пусть поплачет. — Мальчик вдруг грустно хмыкнул. — Знаешь, она совсем на меня не похожа. Я никогда таким непоседой не был. Меня можно было бы назвать «маменькиным сынком».

Филипп, удивленный такой откровенностью, озадаченно кивнул.

— Но ведь она не ваша родная сестра.

— Да. Но если бы ты знал, как она похожа характером на мою сестру…

Плавание шло своим чередом, и к обеду Аливия уже забыла про обиду и «несправедливое» наказание, снова крутясь на палубе, но на этот раз воздерживаясь от лазанья куда не просят.

Появился Джером с гитарой. Володя удивленно глянул на него, но гитару взял, потом понял, что действительно хочет сыграть. Похоже, Джером начинает узнавать его. Аливия, заметив Володю с гитарой, тут же очутилась рядом. Мальчик сделал несколько пробных переборов, а потом запел одну из песен Высоцкого, которые они переводили совместно со Сторном.

Матросы, свободные от вахты, собрались неподалеку — тоже слушали. Даже капитан придвинулся ближе.

Володе уже начало казаться, что все пройдет без приключений, но к вечеру неожиданно посвежело, а капитан все чаще и все с большей тревогой стал поглядывать на горизонт. Ночью его разбудила усиливающаяся качка. Володя открыл глаза и долго вслушивался в звуки моря, потом осторожно поднялся, чтобы не разбудить остальных, и вышел на палубу, где его едва не сбил резкий порыв ветра. Держась за поручни, он поднялся на мостик.

— Насколько это все плохо, капитан?

Капитан обернулся.

— Милорд, вам лучше спуститься вниз. Тут опасно.

— Опасней, чем в трюме? Так насколько все плохо?

— Если к утру останемся на плаву, тогда все будет хорошо. Надо только отойти подальше от берега. Боюсь, что здесь нас может разбить о камни.

Володя кивнул и вернулся обратно.

— Что там, милорд? — поинтересовался Джером.

— Буря, похоже. Сиди, все равно сделать ничего не сможем.

— Вот потому и не люблю море, — буркнул слуга. — Здесь все так зависит от стихии…

Качка усилилась, и к утру удерживаться на ногах стало практически невозможно, но к обеду волнение немного углеглось.

— Вроде бы пронесло, — вздохнул с облегчением Филипп.

Измученные качкой люди потянулись наверх. Володя с остальными поднялись тоже, но собравшаяся толпа настолько явно мешала действиям экипажа, что мальчик не стал далеко уходить, подозревая, что вскоре всех все равно погонят вниз, удержал и остальных.