Гарри Тертлдав - Принц Севера

Вэн фыркнул.

— Глупость какая, — только и сказал он.

Потом вновь заработал черпаком, а затем хриплым голосом заорал какую-то песню на незнакомом Джерину языке.

Несколько раз за день чужеземец отлучался в отхожее место по мере того, как эль брал свое. Возвращаясь из последнего такого похода, он зигзагами проследовал к столу, словно корабль, пытающийся причалить к пристани при сильном ветре. Когда же наконец великан опустил свое могучее тело на скамью, та мучительно заскрипела, но не развалилась.

Даже выпив еще, он умудрился изобразить довольную улыбку, когда слуга принес хлебную лепешку и сочный ростбиф. С помощью ножа он отхватил от мяса такой кусок, способный поставить в тупик и голодного длиннозуба, а затем методично принялся его уничтожать, запивая элем.

После долгих лет дружбы способности чужеземца больше не вызывали у Джерина удивления, хотя чувство благоговения оставалось непреходящим. Хозяин же с изумлением наблюдал за тем, как Вэн поглощает и выпивку, и еду. Изумление его было мрачным, насколько мог судить Лис. Видимо, хозяин жалел, что не взял с гостей большей платы. Джерин тоже старательно трудился над ростбифом, но на фоне разрушительных действий Вэна его потуги не значили ничего.

Сумерки постепенно сгущались. Факелы, чьи верхушки окунули в жир, чтобы они светили поярче, дружно дымили и потрескивали в бронзовых скобах. Джерин в последний раз осушил свою кружку, поставил ее на стол, перевернув вверх дном, и поднялся на ноги. Двигался он медленно и осторожно, иначе не получалось.

— Я иду спать, — заявил он.

— Очень жаль, очень жаль. В кувшине еще остался эль, — сказал Вэн. Он тоже встал, чтобы заглянуть внутрь. — Не так уж много, но еще есть.

— Даже не говори мне об этом, — сказал Лис. — У меня и так голова будет раскалываться поутру, зачем же усугублять?

— У тебя голова будет раскалываться?! А у меня? — воскликнул Вэн.

И вновь на его лице появилось жалостливое выражение, на этот адресованное себе самому. Невероятное количество выпитого довело его до сентиментальности.

Джерин поднимался по ступенькам так, будто каждая из них представляла собой отдельно взятый горный хребет, причем последующий был круче предыдущего. Когда он наконец добрался до второго этажа, в нем всколыхнулось победное чувство, а затем наполнявший желудок эль. Ему казалось, что пол раскачивается у него под ногами, но он все же сумел добраться до комнаты, которую они делили с Вэном, даже не опершись на стену и не схватившись за дверь. Это тоже был своего рода триумф.

Он ополоснул рот водой из кувшина, хотя и знал, что к утру у него все равно будет ощущение, будто там помойная яма. После этого разделся и без сил повалился на одну из кроватей. Стягивая сандалии, он понадеялся, что Вэн, когда доберется до спальни, выберет другую кровать и не раздавит его. Если ему это вообще удастся.

Где-то посреди ночи Лис внезапно проснулся и сел на кровати с выпученными глазами и колотящимся сердцем. В голове у него тоже стучало, но он не обращал на это внимания. По сравнению с ужасом, который вывел его из отупелого забытья, такие исключительно физические недомогания, как похмелье, казались сущими пустяками.

Хуже всего было то, что он не мог вспомнить, что именно ему снилось. Возможно, темнота во сне была настолько всепоглощающей, что даже воображение с ней не справлялось. Что-то жуткое копошилось там, вот и все.

Комната, в которой он находился, тоже была темной, но не настолько, чтобы он ничего в ней не видел. В окно струился свет всех лун, кроме Эллеб, рисуя на полу перекрещивающиеся узоры. На второй кровати храпел Вэн. Звук был похож на тот, что издает бронзовая пила, расхватывая известняк.

Как раз в тот момент, когда Джерин, убедив себя в том, что сон, каким бы чудовищным он ему ни казался, всего лишь сон, и собирался снова лечь спать, чужеземец заворочался и застонал. То, что он вообще мог двигаться, удивило Лиса: в комнате жутко воняло перегаром.

Вэн вскрикнул… но не на элабонском или каком-то другом человеческом языке. Это был крик насмерть перепуганного животного. Его громадная ручища пошарила в темноте и схватила нож. Он вскочил на ноги, голый, свирепый, с совершенно обезумевшим взглядом.

— Все в порядке, — поспешил крикнуть Джерин, не дожидаясь, пока этот безумный взгляд остановится на нем и узрит в нем причину того кошмара, который привиделся Вэну. — Это всего лишь сон. Ложись и поспи еще.

— Сон? — произнес Вэн странным, неуверенным голосом. — Нет, не может быть.

Сознание вернулось к нему, и он как будто немного съежился.

— Боже, возможно, и правда сон. Поверить не могу.

Он положил нож обратно на пол, сел на край кровати и прикрыл глаза огромной ручищей. Джерин его прекрасно понимал. Теперь и он почувствовал, как у него самого раскалывается голова, а Вэну должно быть раз в десять хуже. Чужеземец снова поднялся, на сей раз к ночному горшку. Это желание было не чуждо и Лису.

— Передай мне, когда закончишь, — попросил он.

— Мне казалось, я очутился в какой-то черной-пречерной яме, — проговорил в недоумении Вэн. — На меня что-то смотрело, я это знаю, но я даже не мог различить блеска глаз, так было темно. Как же я мог сражаться вслепую? — Он вздрогнул и застонал. — Как бы я хотел избавиться от головы. Даже лунный свет режет глаза.

— У меня тоже был мрачный сон, хотя я и не помню столько, сколько ты, — сказал Джерин. Не углубляясь в подробности, он продолжил: — Странно получается. Ты выпил гораздо больше меня и при этом помнишь больше. Интересно, почему.

— Капитан, мне на это на… — Ответ Вэна прервал испуганный вопль, донесшийся из-за окна, в котором продолжал искриться свет лун. Лис узнал голос хозяина постоялого двора, хотя и искаженный от страха.

Этот чужой страх не давал ему уснуть даже больше, чем собственная головная боль и кошмары. Вэн ничего не сказал, но, судя по тому, как он ворочался, ему тоже не спалось.

Завтрак на следующее утро вышел не очень веселым. Джерин поедал ячменную кашу, сощурив глаза до щелочек, в них бил дневной свет. Вэн набрал ведро воды из колодца и вылил его себе на голову. Вернулся весь мокрый, фыркая, но когда хозяин предложил ему миску каши, силач вздрогнул и отказался.

Хозяин изо всех сил старался казаться веселым, но все его улыбки были вымученными. Понемногу он перестал притворяться и сделался почти таким же мрачным, как и его страдающие от похмелья гости.

— У меня есть кое-какие сведения о Сивилле, господа хорошие, — сообщил он.

— Расскажи, — тут же попросил Джерин. — Ты хоть немного отвлечешь меня от мыслей о моем бедном, измученном организме.

Вэн, по всей видимости не способный изъясняться членораздельно, просто кивнул, но весьма сдержанно, словно боясь, что при малейшем неосторожном движении голова у него и впрямь отвалится.