Гарри Тертлдав - Принц Севера

Заперев ее за собой, он повалился на кровать. Набитый соломой матрас закачался на поддерживающих его ремнях из сыромятной кожи. Медленное, волнообразное движение напомнило Джерину покачивание колесницы, только-только отправившейся в путь.

Вскоре тихие шаги Силэтр вновь послышались в коридоре: она возвращалась в комнату, выделенную ей Лисом. Шаги не замедлились ни у двери Фанд, ни у его собственной. Наоборот, ускорились.

Вновь наступила тишина. Снаружи кружились в бесконечном танце луны: полная Тайваз, Эллеб, почти не видная в последних лучах заходящего солнца, Мэт, прибывающая от первой четверти, Нотос, убывающая, но еще не успевшая потерять даже четверть. Джерин поднялся и стал смотреть в свое узкое окно на многочисленные тени, отбрасываемые ночными светилами.

Только когда Нотос достигла своей наивысшей точки в небе, он наконец заснул.

После пары дней раздумий Джерин все-таки назначил Райвина своим послом к Араджису Лучнику. Он предпочел бы отправиться на юг сам, но не осмеливался, учитывая, сколько неприятностей могло произойти дома.

— Расскажи ему, как обстоят дела, — велел он Райвину. — Я предлагаю ему союз на равных условиях. Никто из нас не должен стремиться к главенству. Если его это не устроит, пусть катится ко всем чертям. И еще, Райвин, брат Лис, друг мой и соратник…

— Ну вот, сначала подмасливаешь, а потом жди насмешки, — сказал Райвин.

— Если ты намерен считать мое предостережение насмешкой, пожалуйста, — ответил Джерин. — Но сделать его вынуждает меня твой избыточный темперамент. Вот что я собирался сказать: ради Даяуса, не пытайся умничать.

— Я? — Райвин изобразил оскорбленное достоинство. — Не понимаю, что ты имеешь в виду.

— То, что сказал. Я знаю Араджиса. В нем столько же веселья и смеха, сколько бывает на похоронах, но он далеко не глуп. Придерживайся лишь той темы, обговорить которую тебе велено, и все обойдется. Если начнешь отвлекаться — шутить, пить слишком много эля и прочее, вызовешь в нем только презрение. Не хочу, чтобы это отразилось на его мнении обо мне, поскольку ты отправляешься туда как мой представитель. Все ясно?

— Если тебе не нравится, как я выполняю твои поручения, пошли Драго Медведя, — надулся Райвин. — Он сделает все именно так, как ты ему велишь… на тонкости у него не хватит ума.

— Поэтому я и посылаю тебя, — заверил Джерин. — Но ты должен понять, что на карту поставлено слишком многое. А потом, я не хочу, чтобы твои штучки-дрючки довели тебя до беды. Я знаю, это врожденное. Но все равно постарайся.

Черты Райвина изобразили сначала гнев, затем смирение и, наконец, веселость, и все это за какую-то пару мгновений. Наконец он сказал:

— Хорошо, милорд. Я попробую исполнить роль степенного зануды: проще говоря, буду стараться подражать вашему поведению во всем. — Не желая успокаиваться, он добавил: — Для полного сходства мне надо будет увезти в Лисий замок какую-нибудь совершеннолетнюю девушку, состоящую в родстве с великим князем.

Он склонил голову набок, ожидая реакции собеседника.

Лис начал было хмуриться и даже сжал кулаки, но потом махнул рукой и рассмеялся.

— Вы неисправимы, сэр, — заявил он.

— Очень на это надеюсь, — весело отозвался Райвин. — Теперь, когда мы договорились о том, как мне следует себя вести, позволь узнать, большую ли свиту ты мне предоставишь?

— Четыре колесницы с упряжками и воинами кажутся мне вполне подходящим эскортом, — ответил Джерин. — Если дать тебе больше, это будет походить на вторжение. Если меньше, ты, возможно, не доберешься до места назначения. Что скажешь, брат Лис?

— Мне тоже кажется, что этого хватит, — сказал Райвин. — Если бы ты сказал, что посылаешь меня одного, я бы не поехал. Если бы ты дал мне дюжину колесниц вместо дюжины человек, я бы решил, что ты рехнулся. То есть рехнулся более чем обычно.

— Благодарю тебя за столь лестное для меня определение, — сказал Джерин. — А теперь иди собирайся. Я хочу, чтобы ты выехал прямо сегодня. Дело настолько срочное, что не терпит дальнейшего промедления.

— Если вы с Араджисом не сумеете обуздать происходящее в северных землях, то кто тогда сможет? — спросил Райвин.

— Возможно, Адиатанус, — ответил Джерин.

Райвин картинно изобразил полнейшее недоумение, потом состроил кислую мину и кивнул. А затем принялся расшаркиваться перед Лисом, словно тот был императором Элабона. Пади он ниц, его тут же пнули бы под ребра. Но Райвин замер в полупоклоне и пошел готовиться к путешествию.

Приняв решение, Джерин почувствовал себя лучше. Он начал действовать, а не сидел, мрачно прикидывая, когда Адиатанус с чудовищами примутся за него. Он знал, что неуемное желание делать хоть что-то порой подводило многих и многих, но дожидаться, сложа руки, когда тебя уничтожат, тоже было не по нему.

Он вошел в замок с внутреннего двора, раздумывая, какой именно урон нанес его поход Адиатанусу. Точно сказать, конечно, было нельзя, но, по крайней мере, его рейд наверняка заставил трокмуа призадуматься. В последнее время Лис что-то перестал получать сообщения о появлении варваров на его территории, да и чудовища почти не тревожили его крестьян. Значит, всю эту тряску на колесницах он и его люди вытерпели не зря.

Вэн и Фанд сидели в главной зале. Перед ними стояли кружки с элем. Вэн грыз баранью ножку, оставшуюся от ужина. Когда Джерин вошел, Фанд придвинулась поближе к чужеземцу, словно говоря Лису, что никому теперь не отнять ее у него. Но Джерин был только рад, что больше не нужно бояться очередного скандала. Если Вэн хочет остаться с ней, в добрый час!

Он тоже зачерпнул себе эля в кружку и сел напротив парочки, тесно прижавшейся друг к другу. Сделав большой глоток эля, Лис сообщил Вэну о принятом решении.

Поразмыслив, чужеземец серьезно кивнул:

— Если твоя гордость не помешает тебе тянуть одну лямку с Араджисом, это, наверное, лучшее, что можно придумать.

— Когда приходится выбирать между гордостью и выживанием, у меня не возникает сомнений, — сказал Джерин.

Фанд фыркнула.

— А как же храбрость и сила духа? Пф! Твои слова больше подходят для крепостного.

Джерин едва не разозлился, но тут же напомнил себе, что ему теперь не следует бурно реагировать на нее.

— Ты можешь думать что угодно, — сказал он. — Я говорю за себя.

Он осушил кружку, поставил ее на стол перед собой и поднялся.

— Желаю вам обоим прекрасного утра. А теперь, с вашего позволения, меня ждут дела.

Направляясь к лестнице, он спиной ощутил на себе взгляд Фанд. Но вслух она ничего не сказала. Возможно, тоже напоминала себе, что ругаться они теперь не должны. А с другой стороны, подумал он, быть может, она просто потеряла дар речи от того, что рыбка проигнорировала наживку.