Эрик Ластбадер - Владычица Жемчужины

Кровь застыла в жилах воительницы, и, грязно выругавшись, Элеана бросилась на регента с зазубренным обломком меча в руках. Однако волнение и страх притупили ее рефлексы, позволив Кургану ловко увернуться. Он успел вытащить кинжал и аккуратно кольнул молодую женщину в бок.

Ньеобский паралитический гель не замедлил подействовать. Ругань превратилась в нечленораздельное мычание, и вот ноги Элеаны стали заплетаться.

— Иди сюда, любимая, — глухо позвал Курган.

Закатив глаза, Элеана упала в его объятия.

Катая по ладони потертый кубик красного нефрита, Кристрен шла по западной оконечности острова, на который ее выбросило. Она слышала зов моря Крови и вдыхала его терпкий запах. В счастливые дни детства, еще до того, как Кристрен готовилась стать онндой, они с Курионом плавали с огромными пестрыми скатами и шустрыми глубоководными люцианами. Больше всего Курион любил головоногих моллюсков, в то время как Кристрен предпочитала яркие коралловые заросли, пестрые колонии ракушек и стаи блестящих угрей. Курион нырял на глубину и доставал для сестры диковинки, которых не было ни у одного сараккона.

Они родились в Великом Южном Арриксе, огромной долине, петлявшей между вулканов. Рассказывали, что в незапамятные времена в Арриксе резвилась парочка драконов, плодом их любви и стали первые саракконы. Возможно, это так и было, потому что Аррикс окружали пустоши. Земля была столь бедной и жесткой, что в ней не росли ни деревья, ни трава.

Саракконка сидела в тени сине-черной скалы, поджав колени к груди и уставившись на море Крови. Она вспоминала время, когда вернулась домой на каникулы и нашла на террасе Оруджо. Его фамилия была Аэрстон, хотя почему-то все звали его просто Оруджо. Он пришел повидать Куриона, но не застал. Пару дней они провели вместе, попивая крепкий отвар океййи — редкого гриба, который рос в кальдерах Оппамонифлекса, самого большого вулкана, царя долины вулканов. Они говорили о Курионе, которого обожали. Когда отвар кончился, Оруджо предложил подняться в кальдеры, чтобы набрать океййи.

На вершине Оппамонифлекса воздух был таким разреженным, что те, кто вырос в прибрежных городах, дышали с большим трудом. Призрачные облака проплывали внизу, ветер и солнце обжигали лица, губы стали сухими, как в пустыне. Сердца бешено стучали, кровь так и бурлила. Заглянув за кромку похожей на корону кальдеры, они увидели долину, образовавшуюся в результате какого-то природного катаклизма. Пейзаж был настолько необычным, что им на мгновение показалось, что они не на Кундале.

Кристрен пыталась вобрать в себя красоту пейзажа, не просто запомнить, а сохранить таким, каким он был в этот момент, — живым и трепещущим. Решение спуститься в долину пришло к обоим странникам одновременно, как яркий чистый свет, наполнивший их сердца. Вот бы все решения в жизни принимались так быстро!

Кристрен продолжала вспоминать, образы прошлого нисколько не поблекли за все эти годы. Ветер, дувший с моря Крови, пах бурей, бурей прошлого.

— Здесь так красиво! — сказал Оруджо, его бирюзовую куртку ярко освещало солнце. — Спасибо! Курион ни за что не пошел бы со мной сюда.

Он стоял, широко раскинув руки, Оруджо — искатель приключений, предпочитавший ходить по горам, а не нырять к морскому дну. Именно из-за этого он чаще всего и ссорился с Курионом.

— Пойдем поищем океййю, пока не стемнело.

— Уверен, что хочешь идти?

Оруджо улыбнулся. Его улыбка так нравилась Кристрен. И даже Курион поддавался ее обаянию.

— Ведь мы оказались здесь совершенно случайно.

Итак, они начали спускаться по крутому спуску в кальдеру Оппамонифлекса, место рождения драконов, океййи и, как считали саракконы, самой Кундалы.

Мир будто раскрывался навстречу, голубые облака проносились мимо, а путешественникам казалось, что они погружаются на морское дно. В кальдере становилось темнее, мелкие камешки и пепел разбегались под ногами, как ручейки во время бури. На крутых склонах все чаще попадались обсидиановые пальцы, опасные, как кинжалы. Пару раз Оруджо чуть не потерял равновесие, когда хрупкая горная порода обваливалась под ногами. Когда Кристрен пыталась ему помочь, он смеялся. Он мог справиться и без нее, однако Оруджо очень нравилось внимание девушки.

Они спускались медленно и очень осторожно. Особых поводов для беспокойства не было. Высоко в сужающемся овале неба кружили златокрылые грифы, зорко высматривающие добычу.

Густые волосы Оруджо, заплетенные в косу, были убраны с лица и перевязаны лентой из серебряных рун, в окладистой бороде мелькал кубик из красного нефрита, подаренный Курионом на их первую годовщину. Открытое лицо с тонкими чертами так и светилось — это неожиданное путешествие доставляло ему массу удовольствий. Было ли оно на самом деле неожиданным? Теперь Кристрен частенько в этом сомневалась. Наверное, Оруджо спланировал его заранее, чтобы сделать подарок своему любовнику, брату Кристрен — Куриону.

Когда позади осталась примерно треть пути, спуск стал намного круче и опаснее. Пришлось идти медленнее, осторожно пробираясь по крутому склону. Небо потемнело, садящееся солнце окрасило облака в яркие цвета.

Кристрен решила немного передохнуть, и они выпили воды из фляги. Оруджо показал вниз — там рыжим островком росла океййя. Он усмехнулся, океййи было больше, чем они могли предположить. Оруджо заявил, что такое количество сделает их богатыми.

Следующие несколько секунд Кристрен проигрывала в памяти тысячи раз. Она никак не могла понять, почему Оруджо внезапно выпустил флягу из рук. Так или иначе, она упала и покатилась прочь. Оруджо попытался ее остановить, его тело вытянулось, прекрасное мускулистое тело, каждый квадратный сантиметр которого так любил Курион. В этом жесте воплотилась вся сущность открытой, бесконечно оптимистической натуры Оруджо, который верил, что любое дело нужно делать отлично. Этот момент навсегда застыл в памяти Кристрен, необратимый, как последний удар часов, одновременно жуткий и прекрасный.

Проявляя чудеса гибкости и пластичности, Оруджо смог схватить флягу. Однако спуск был слишком крутым, и вес тела, легкого и изящного, потянул его вниз.

Бирюзовая куртка, словно яркая бабочка, вспыхнула в лучах солнца. Оруджо падал.

Он упал на самое дно кальдеры так быстро и внезапно, что Кристрен буквально застыла на месте. Вслед за ним потекли ручейки пепла, и тело Оруджо тут же засыпало, будто он не стоял рядом с подругой всего пять секунд назад.

Оруджо!

Кристрен скользнула в морс. Яркие вуалехвосты кружили вокруг коралловых зарослей, а скаты танцевали, скрываясь от косых солнечных лучей. Они плавали с молодой саракконкой, оплакивая Оруджо, и понимали, почему через неделю после того, как оглушенная горем Кристрен выбралась из кальдеры Оппамонифлекса, она пришла в порт Селиокко. Вот причалил корабль, и Курион, спустившись по сходням, все прочитал по ее глазам. В ту самую ночь, несмотря на слезы и протесты сестры, он вышел в море и домой больше не возвращался.