Эрик Ластбадер - Владычица Жемчужины

— Я в самом деле опасен, — не унимался Меннус. — Для тех, кто попытается помешать выполнению миссии кхагггунов: бороться, искать, разрушать, не сдаваться.

— Но ведь мы на Кундале и, кажется, пока не собираемся никуда переселяться, — отозвался Пнин. — Так что, если продолжим «искать, разрушать, не сдаваться», то на планете останутся лишь в’орнны.

Меннус развел руками.

— Вот и я о том же. Такая мягкость и нерешительность подтачивают дисциплину среди кхагггунов.

— Под моим командованием кхагггуны были самой дисциплинированной кастой.

Опровергнуть очевидное оказалось невозможно, и Меннус перевел разговор на другую тему.

— Кхагггуны стали вялыми, апатичными, безынициативными. Давно следовало уничтожить Сопротивление и захватить южный континент.

— Я был в Великом Арриксе, когда гэргоны приказали отступить. Разве мы могли ослушаться?

— Я заговорил об этом, потому что в последнее время саракконы стали более активными. В Аксис Тэре их сейчас больше, чем когда-либо, а мы даже не в состоянии организовать нормальную слежку.

— Они ведь просто торговцы. К чему слежка?

— Ты знаешь сараккона по имени Лужон?

Пнин отрицательно покачал головой. Хотя, конечно, он знал Лужона. Они встречались, когда флот-адмирал был на южном континенте. Ардус Пнин больше всех сожалел, когда гэргоны приказали отступать. Ему казалось, что это явная ошибка, и он до сих пор не изменил мнения. Что касается Лужона, Пнин был уверен, что тот не похож на других саракконов. В том, что этот моряк не был простым торговцем, кхагггун не сомневался. Лужон сам представился жрецом. Он был слишком скользким, гладким и с готовностью отвечал на вопросы Пнина, и все же флот-адмирал не поверил ни единому слову.

После беседы Пнин решил проследить за Лужоном, что на южном континенте было почти невозможно. К счастью, кое-кто из Ориениада согласился помочь. Пнин понял, что в верховном совете саракконов произошел серьезный раскол.

Член Ориениада по имени Церро познакомил адмирала с молодым саракконом Курионом, который и повел Пнина в бассейн реки Аксетл, на берегу которой стоял храм Абраси. В этом храме саракконы тайком практиковали свою собственную магию, а по сути, изощренное искусство убивать.

И тут гэргоны приказали возвращаться в Аксис Тэр. Пнин добросовестно подготовил отчет, однако передать его звезд-адмиралу так и не смог. Ардуса посетил гэргон Нит Батокссс, который обо всем расспросил, забрал кристаллы с отчетом и приказал никому не рассказывать об увиденном. Погрузившийся в новые заботы Пнин почти не вспоминал о саракконах.

— А ты знаешь, что этот Лужон заключает стратегически важные союзы? — поинтересовался Иин Меннус.

— Наверное, так делают все торговцы.

Меннус нахмурился.

— Ты что, не в состоянии скрыть собственную некомпетентность? Лужон не просто торговец. Уверен, что он контрабандист.

Пнин едва не рассмеялся и с огромным трудом придал лицу выражение безразличия. Когда Нит Батокссс стал опекать Кургана Стогггула, флот-адмирал очень удивился. Затем Пнину удалось выяснить, что в Аксис Тэре появился Курион, которого впоследствии убил именно Нит Батокссс. Узнав об этом, Пнин насторожился, а через некоторое время ему сообщили, что в Аксис Тэре видели Лужона. Флот-адмиралу было известно, что Лужон обосновался в заброшенной смотровой башне к востоку от города. Пнин постоянно следил за саракконом, потому что ждал — рано или поздно с посланцем южного континента свяжутся гэргоны. Так почему же они оставили Лужона в покое особенно теперь, когда тот у них под боком? Этот вопрос мучил Пнина с той самой минуты, как Нит Батокссс приказал ему молчать. И лишь Лужон точно знает ответ.

— Контрабандистов полно, некоторые вступают в сговор с гэргонами, — пожал плечами Пнин. — Один из них — этот сараккон. Что в этом плохого?

— Гэргоны занимаются контрабандой вместе с саракконами? — фыркнул Иин Меннус. — Теперь я понял, что ты свихнулся!

«Если хочешь подольше оставаться звезд-адмиралом, тебе нужна разведка получше», — подумал Пнин, но решил промолчать. Флот-адмирал знал, как успокоиться, — он рассматривал небольшую коллекцию сувениров, стоящую на столе: ньеобскую вазу, краэльского идола, пару аргггедианских хрустальных шаров — военные трофеи, напоминающие о кровавых битвах, трудных победах, павших товарищах, которых он не скоро забудет.

Трофеи мерцали, словно разговаривая с Пнином. Уже очень давно в его жизни было больше мертвых, чем живых: не только многочисленные враги, а еще и соратники, друзья, собратья по оружию. От этого Пнину становилось грустно, а сердца раздирала боль, ставившая в тупик геноматекков. Флот-адмиралу казалось, что он дышит прахом, в который превратились друзья и враги. Когда он ел, за ним следили их глаза, а когда спал, они оживали и разговаривали с ним. Мир мертвых во многом заменил ему реальность. Каждое утро Ардус просыпался с мыслью, что вокруг мгла, из которой за ним наблюдают темные глаза умерших. Скорбь, которую Пнин читал в призрачных лицах, не пугала, а наоборот, успокаивала. Он знал, что друзья и враги ждут, когда он, наконец, к ним присоединится.

— Ты совсем одряхлел, — радостно объявил Меннус, понимая, что Пнин не собирается отвечать на его выпад. — Ты можешь спокойно отойти в сторону и объявить об отставке. Видишь, я более великодушен, чем ты, и даю тебе шанс. Если откажешься, — пожал плечами звезд-адмирал, — то окажешься в полной изоляции и никогда не покинешь этот дом. Разве это достойный конец для кхагггуна?

Пнин так устал от запугивания! Единственное, чего ему хотелось, — лечь, закрыть глаза и присоединиться к сонму мертвых. Это более достойный конец для кхагггуна, лишенного сыновей, но еще способного разрушить эту грязную интригу и избавить себя от сомнительных милостей и подачек со стороны нового звезд-адмирала. Дочь была хорошей оружейницей, да только этим ее достоинства ограничивались. Она оказалась совершенно не приспособленной к жизни и не сумела даже заручиться поддержкой верных Пнину кхагггунов. С тяжелыми сердцами флот-адмирал поднялся. Меннус тут же выхватил ионный кинжал и пригвоздил левую руку Пнина к столу.

— Разве я разрешил тебе встать? — Меннус вонзил лезвие на одну восьмую длины. Потекла кровь, и Пнин почувствовал обжигающую боль, которая поднималась по плечу к груди. — Отныне все будет только так, мой адмирал! — Кинжал все глубже погружался в ладонь Пнина, и тот беспомощно опустился на стул. — Да, похоже, ты меня понял.

Конара Инггрес влетела в высокие ворота монастыря Плывущей Белизны. Она была в таком волнении, что йа-гаары завыли. Наватир тут же бросился к ней со всех ног. Начался дождь, крупные капли мерцали на белой каменной дорожке и хрустальными бусами висели на светлых волосах и бороде Реккка.