Робин Бейли - Женщина, которая любила смерть

Меч ее был из хорошей стали, ладный и острый как бритва, но в отличие от кинжала в нем не было ничего особенного, ничего дьявольского.

Она вслух произнесла это слово, как будто пробуя его на вкус, потом еще раз. Ее занимал вопрос, насколько изменилось для нее его значение после того, как она побывала в аду.

Желая отвлечься от размышлений, она решила проверить, что за доспехи на ней надеты — черные полированные нагрудники, где на черной коже выложены золотые геометрические фигуры, блестящие наколенники и нарукавники. Все так похоже на доспехи Смерти, только предназначено для женщины. Они сверкали даже в самых слабых лучах света.

Круглый щит, черный и ослепительно блестящий, был прислонен к разбитому фонтану, а рядом с ним лежал шлем, украшенный золотым узором. Она пошла туда, чтобы забрать их, но задержалась у Пруда Долгожданного Освобождения. Из воды на нее смотрело ее отражение, и она наклонилась, зачарованная, желая прикоснуться к этой линии щеки, к этим губам. Лицо выглядело необычно. Да, это ее лицо, но слишком юное, безупречное, почти неестественное в своем совершенстве.

Немного погодя она поднялась. Забрав щит и шлем, пошла прочь из разрушенного храма, пребывая в смятении; перед глазами стоял ее собственный облик, и давно забытые воспоминания постепенно, капля за каплей, стали возвращаться к ней, не давая покоя. Предвкушая встречу с сине-зелеными просторами Эсгарии, она неспешно вышла из храма. Эсгария — родная земля! Холмистые степи раскинулись перед ней, и далеко на западе возвышались пурпурные вершины Гор Солнечной Колыбели. Она улыбнулась тому, что вспомнила их название. С наслаждением вздохнула, воздух был сладок, белые полевые звездочки, усеявшие землю, источали изысканный аромат.

Но затем из груди ее вырвался мучительный крик, она опустилась на колени, выронив щит и шлем.

— Отцеубийца! — Как будто прорвало плотину, и все воспоминания нахлынули, возвратившись. — Братоубийца!

Отец и брат — она убила их обоих, и память сохранила все в точности, как оно было. Воспоминания о страшных злодеяниях вновь стали терзать ее, разрывая душу на части.

А есть ли у меня душа? — подумала она, утирая слезы. За эти преступления, а также и за другие она терпела муки ада, пока бог Смерти своею милостью не обратил на нее внимания. Она разглядывала свои руки, изучая, сжимала и разжимала кулаки, стараясь примириться с тем, что это руки убийцы. Бледная кожа порозовела. — Значит, во мне течет кровь. Но есть ли у меня душа?

— О мой отец! — прошептала она, срывая маленькую полевую звездочку среди травы. — Брат мой! — Сорвала другой цветок и отпустила оба лететь по ветру. — Простите меня!

Из храма донесся треск и грохот. Еще одна балка упала, еще одна часть крыши обвалилась.

Губы ее плотно сжались. Вспомнив о своем поручении, она встала на ноги. Не для того она здесь, чтобы просить прощения, но чтобы служить своему Господину.

На земле сохранились отпечатки копыт и ног. Следы старые, но отчетливые. Мимо храма проходила пыльная дорога. У края дороги валялся еще один полусгнивший кусок веревки, а рядом, почти спрятавшись в траве, лежало еще кое-что — оказалось, стрела. Подобрав стрелу, она заметила на ней три красные полоски, как раз над оперением из трех гусиных перьев. Вандалы оставили улику. Она с громким треском разломила стрелу и, отбросив большую часть, засунула обломок с метками в наколенник.

И снова взгляд устремился к залитым солнцем горным вершинам, и другое непрошеное воспоминание завладело ее мыслями. Однажды отец охотился там, и она еще помнит вкус медвежатины, которую он добыл тогда. Печаль и скорбь чуть было снова не захлестнули ее, но она справилась с душевным волнением, — в конце концов, все это было так давно. Можно сказать, в другой жизни.

Приняв эту мысль, она пустилась в путь по дороге.

Ей встретилось небольшое селение — всего несколько лавок и хижин, разбросанных по обеим сторонам дороги. Кроваво-красный закат окрасил небо, и ее черная тень вытянулась далеко вперед, когда она проходила мимо первого дома. Оттуда доносились запахи жареной оленины и свежеиспеченного хлеба. Из открытого окна на нее посмотрела женщина, кормившая младенца грудью. Колыбельная песня, которую она напевала, внезапно оборвалась, и ставни захлопнулись.

Кузнец как раз закрывал свою кузницу. Он проводил ее недобрым взглядом, крепко сжимая в руке свой молот. Она прошла стороной, но не потому, что испугалась его, а просто увидела, как старуха у домика через дорогу подала ей знак рукой.

Домишко обветшал, но вокруг него цвели розы, и вечерний воздух благоухал нежным ароматом. Старая женщина сидела в дверях — отсюда ей была видна дорога, а перед ней стоял маленький столик. Узловатыми руками она бездумно тасовала колоду карт, но выцветшие глаза все примечали. Она закачалась взад-вперед и закивала головой.

— Я тебя узнала, — молвила она.

Удивившись, Самидар свернула с дороги и подошла к ней.

— В самом деле, бабушка?

Старуха продолжала кивать, но карты оставила.

— Можешь сравниться со мной в магии? — Она положила ладонь на стол. Изрезанная деревянная поверхность вдруг видоизменилась, превратившись в бушующую воду с пенистыми волнами. Но при этом осталась гладкой поверхностью обычного стола.

Самидар пристально посмотрела в старческие глаза, оценила заключенные в них знания и мудрость, после чего склонилась над столом и дотронулась до него. Чары старой женщины рассеялись. Столешница обернулась ночным небом — безоблачным, глубоким, темным, покрытым крошечными звездочками, — окном в бесконечность. Но все равно это был стол. Затем он стал зеркалом, в котором отразились оба лица, и хотя одно из них принадлежало старой женщине, а другое молодой, не очень они и различались.

Не говоря ни слова, старуха встала и пошла в дом лишь для того, чтобы вернуться с полным ковшом прохладной воды, который Самидар взяла из ее рук. Она отставила свой щит и стала пить. Вода оказалась не так сладка, как вино Смерти, но приятна на вкус. Она вернула пустой ковш, потом достала из лат обломок стрелы с оперением и положила его на стол.

Старухе не нужно было ничего объяснять.

— Кровавые Пауки, — мрачно откликнулась она. — Их красные метки всем известны. — Она немного поколебалась, но потом решительно посмотрела прямо в глаза молодой женщине: — Тебе нужны они или я?

Теперь настал черед Самидар сомневаться.

— Ты в самом деле знаешь, кто я?

— Я стара, и бог Смерти давно уже подбирается ко мне, — отвечала старуха. — Я знаю звук его шагов. У тебя его поступь.

Подул ветер, и в воздухе разлилось благоухание роз. Длинная прядь волос упала на лицо Самидар. Она отбросила ее назад, но в затихающем шепоте ветерка ей послышался голос ее Господина.