Кира Измайлова - Невидимые знамена

– Нет, – серьезно ответил Ерхайн. – Я назначил срок, и я обязан был сдержать слово. А кроме того, каждый лишний день здесь – это несколько дней там. Я не хотел, чтобы… – Он умолк, мотнул головой, усмехнулся. – Я думал, что знаю, какое решение ты приняла! Ты ведь хотела вернуться… и передумала в последний момент?

Она только помотала головой, отказываясь отвечать. Вовсе незачем ему знать, когда именно она приняла решение. Окончательное и бесповоротное, и никакие чудеса, никакие Поющие пещеры уже не заставили бы ее передумать, а только убедили в том, что так – правильно…

Саше Семёнову сейчас двадцать пять. Он, как и планировали его родители, поступил в университет, блестяще окончил его, нашел хорошую работу и остался в большом городе. Домой он приезжает только по праздникам да иногда по выходным, хотя на его машине дороги до родного городка – всего два часа.

Он здорово вырос, возмужал, и уже ничем не напоминает того бледненького и тощенького очкарика, каким был когда-то. Впрочем, очков он теперь не носит: операция, корректирующие линзы, вот и всё.

Работа у него ответственная, командировки одна за другой, схемы, планы, отчеты… Родители вздыхают – они мечтали, чтобы сын стал ученым, но его поманило совсем другое. Впрочем, ему нравится, он увлечен, а это главное, считают они.

Правда, свободного времени у Саши почти нет, читает он только специальную литературу, и совсем уж изредка – что-то из модной беллетристики, чтобы можно было поддержать разговор в компании. Детские увлечения давно забыты.

Он меняет подруг – девушкам нравится рослый привлекательный парень, – но никак не может выбрать ту, на которой захотел бы жениться. Старенькая бабушка Анна Леонидовна, иногда, вздыхая, говорит, что лучшей парой ему стала бы Шурочка Логинова, да она ведь пропала без вести, бедняжка, так и не нашли…

Саша помнит её очень смутно, он вообще плохо помнит детство – неудачное падение (он тогда плохо видел в темноте), травма черепа, сотрясение мозга, несколько месяцев в больнице… Да, кажется, была такая Шура. Кажется, они даже дружили. С фотографий смотрит не слишком красивая, мрачноватая девочка: темноволосая, коротко стриженная, худая; только и хорошего в ней, что глаза – тёмные, умные, внимательные. Он припоминает еще, будто за что-то не может ее простить, но за что именно – уже не знает.

Её семья по-прежнему живет неподалеку, старшие братья давно женаты, младший пока остается с родителями и маленькой сестрой – не могут Логиновы без дочери, хотя бы и приёмной. Та, правда, на Шуру совсем не похожа, обычная девчонка, сережки, фенечки, сплетни, подружки… Эта не будет гонять с пацанами в футбол, она ходит в музыкальную школу по классу фортепиано, и у нее неплохо получается.

Признавать Шуру погибшей Логиновы отказываются. На ее портрете в доме нет черной ленты и, наверно, она никогда не появится. Мать уверяет, что почувствовала бы, если бы девочка погибла, а ей кажется – та жива. Иногда она в этом уверена, будто Шура где-то рядом, руку протяни – и коснешься!

Шуре Логиновой теперь двадцать один – в её мире время течет по-другому. Да и зовут ее теперь иначе.

Она по-прежнему предпочитает мужскую одежду, хотя полюбила и платья, а вот волосы больше не стрижет – не принято, да и длинные больше идут ей.

Забот с годовалыми двойняшками – мальчиком и девочкой – хоть отбавляй. Забот и вообще много – огромное хозяйство, множество людей, и совсем этим должны управляться женщины, когда мужчины отправляются по своим делам. Но это нестрашно, благо, есть, кому помочь.

Она привыкла встречать утро на вершине Рассветной башни, иногда вместе с немолодой, но еще ослепительно красивой женщиной с пепельными волосами, иногда с другой, темноволосой, голубоглазой, но чаще – одна. Из окон тоже видно, как рассеивается жемчужно-серый предутренний свет и первые солнечные лучи золотят Малое море, но это совсем не то. Только отсюда, с площадки, открытой всем ветрам, видно, как отступает темнота с перевала в Грозовых горах. Оттуда, откуда должен появиться большой отряд: эти горы – странное место, и перевал проходим только ночью, вот почему отряд всегда возвращается на рассвете, если не сегодня, то завтра… Но возвращается непременно, потому что так обещал человек, с которым она смешала кровь по древнему обычаю, – вот он, шрам на запястье, шрам, который здесь носят вместо обручального кольца.

Солнце поднимается всё выше, зажигает ослепительным огнем ледники высоко в горах, расцвечивает серые камни, касается умытой ночным дождем свежей зелени. Вспыхивает ярким блеском на рукоятях мечей всадников, показавшихся на склоне, на сбруе коней, разворачивающих крылья, чтобы поймать свежий ветер долины…

И девушка поднимает руку в приветственном жесте, зная, что вернувшиеся из Нижнего мира видят её, и видят, как наливаются рассветным золотом невидимые знамена на шпилях высоко над головой молодой хозяйки Нан Кванти.