Ника Ракитина - Завтрашний ветер. Незнакомка

Черрим ожесточенно поскреб когтями баки и зашипел от боли:

— Ну-у, другой-то нет.

Перегнувшись через гранитный парапет, они смотрели на воду, усыпанную солнечной чешуей, на скользящие по каналам лодки — на веслах и под полосатыми парусами. А вокруг, под и над стоящими гомонили кварталы священного города, плывя над измятой водой залива, точно величавые корабли. Устремленные кверху, огромные, строения вмещали все. Казалось, можно было прожить всю жизнь, не выходя из-под позеленевших куполов, лежащих на плечах усиленных контрфорсами стен. Четыре яруса (если не считать подземелья), связанные арками, галереями и мостами; статуи; здоровенные ворота Плаз — богатых районов наверху; обсадившие подножия, точно соты, арочные дверцы в квартиры бедняков… решетки с плещущей водой уровня каналов; яшмовые панели и врезанные в песчаник треугольники с гербами; хоругви; подвешенные к малахитовым тумбам на железных кронштейнах фонари… И висящая над Высоким Собором, окаймленная вантами и мостками круглая каменная луна.

Город Вивек, обитель живого бога с тем же именем, одного из Альмсиви, был полон священниками и паломниками. Последние просили благословения и исцеления у многочисленных алтарей Высокого Собора, часовен в кварталах, и просто вынесенных наружу триолитов, изрезанных письменами. А еще толпились на высокой парадной лестнице перед дворцом бога-короля, любуясь особенно яркими среди серого камня цветами перед Алтарем Благородства, воздвигнутым в честь победы Неревара и Альмсиви над Даготом, и мокли в Канале Загадок под дворцом, в поисках кладов и посвящения. В сам дворец простым паломникам и низшему священству путь был закрыт.

От дворца мост вел к Высокому Собору — со вздернутыми ракушками крыш и арочным сквозным проходом на другую сторону — к мостам в кварталы ремесленников и бедноты, носящие имена святых Олмса и Делина. Под собором располагались Зал Мудрости — огромная вивекская библиотека — и Зал Справедливости с церковным судом, сыском и казармами ординаторов — храмовой стражи, которая охраняла порядок в городе и ловила богохульников и еретиков.

Через Олмс и Делин можно было попасть к Арене — месту публичных зрелищ: казней, поединков, мистерий, театральных постановок, крысиных и гладиаторских боев. Арена же была связующим центром для кварталов, которые арендовали у Храма глухо враждующие Великие Дома — Хлаалу, Редоран, Телванни.

Последним в цепочке и ближе всего к материку стоял Квартал Чужеземцев — единственное место в священном городе, где неданмерам дозволялось селиться, держать лавки и мастерские. На чужаков, входящих в Великие Дома, впрочем, запрет этот не распространялся.

Кроме прочего, на Плазе Квартала Чужеземцев размещались вивекские отделения гильдий бойцов и чародеев. Но хаджит Черрим, следуя наставлениям Тьермэйлина, выбрал "Черный шалк". В трактире с гостевыми покоями, расположенном ярусом ниже Плазы, в Поясе, яблоку негде было упасть. Паломники, купцы, матросы, путешественники, бродячие певцы, жонглеры. Местные, забежавшие перекусить, перехватить чарочку-другую и послушать сплетни… На новых постояльцев никто внимания не обратил. Куда сильнее возможной погони тревожило Черрима состояние Аррайды. Рана от отравленного клинка заживала, но девушка не хотела есть и почти не разговаривала, и то и дело без всякой причины вздрагивали губы и слезы начинали литься из глаз. Даже Эдвина, которую само присутствие подружки делало беззаботной и радостной, забеспокоилась.

Когда Аррайда уснула, Черрим вытащил ведьму полюбоваться Вивеком и посоветоваться. Многочисленные прохожие не обращали внимания на застывшую у парапета парочку: от красоты священного города столбенели часто. Лишь ординатор в глухих, синих с золотом индорильских доспехах, уставившись сквозь прорези личины, процедил: "Мы следим за вами, ничтожества"… И убрался, топча плиты тяжелыми подкованными сапогами.

И Черрим, и Эдвина пропустили его выступление мимо ушей.

— Черный лишайник можно купить у любого алхимика. Или аптекаря. А уж пойло я наварю, — бурчала она. — Не думай, что я боюсь в склепы лезть. Но какая радость девушке с этого? Ладно уж крысиные бои… — ведьма попыхтела, созерцая блестки на воде. — Или театр. "Танец с трехногим гуаром", говорят, вообще что-то бесподобное. Лучше только "Ужас замка Ксир" в Морнхолде.

Черрим хмыкнул:

— Вот объясни мне. Береговая охрана бдит, имперские сторожевики топят всякого, кто выйдет в море без специальных бумаг… а все равно все всё знают.

Ведьма вдруг ясно представила куклу из детства, хаджита, сшитого из не пойми чьего меха и набитого тряпьем. Выглядел он глупо, а со временем еще и засалился, облысел, но маленькая Эдвина не выпускала игрушку из рук, не давала даже постирать. Здорово было рассказывать пушистику свои секреты, поплакать, уткнувшись носом в теплый мех, засыпая, жмякать, обнимать игрушку рукой, чувствуя себя защищенной.

Этого потискаешь, пожалуй… Черрим был выше ведьмы почти на две головы, руки под рыжей шерстью бугрились мускулами, а золотистая двемерская кираса на широком торсе даже на вид была твердой и холодной. Ведьма потрясла головой, отгоняя ненужные мысли.

— Ты меня не слушаешь.

— Слушаю.

— Чтобы она забылась, и особое зелье варить не нужно, купи вон скуумы или суджаммы побольше, или обухом промеж ушей оглоушь, — хаджит вдруг заморгал и виновато взглянул на спутницу.

— Ой, — фыркнула она.

Черрим сгреб ведьму за локти, подтянул к себе, заглянул в синие глаза серьезно и пристально:

— Когда Тьермэйлин отзовется, поедем с тобой в Альдрун, и узнаем обязательно, откуда ты и кто такая. Обещаю.

Поскреб зачесавшееся ухо.

— Ты говорил о зелье.

— Да. Дело не в зелье, — заговорил Черрим страстно. — Его и впрямь можно в любой аптеке купить. В склеп мы лезем вовсе не за лишайником, а чтоб она, Аррайда, вернула вкус жизни, защищая себя и других. Она боец, Эдвина. А меч ржавеет, если его не пускать в дело. Я это знаю.

Черноволосая улыбнулась:

— Ладно, меня ты убедил. Осталось уговорить принцессу.

— Ничего себе могилка! — вертя башкой, Черрим оглядывал своды, сложенные из сарсеновых глыб, серые массивные столбы, их подпирающие, и лестницы, ведущие вверх и вниз. Место это называлось Своды Предков, или Склепы, и располагалось на уровне каналов. Поскольку Вивек стоял на воде, покойников в землю не зарывали. Бедняков с камнем, привязанным к ногам, и приличествующей церемонией бросали в воду, на корм рыбам; тех кто побогаче, сжигали огненным заклинанием, а прах собирали в урны: ровные ряды таких урн, похожих на пузатые вазы с узкими запечатанными горлами, терялись в полутьме бесконечных коридоров. Часть урн замуровали в стенные ниши с соответствующими табличками. А еще имелись братские погребения — круглые широкие колодцы, с горкой заполненные прахом и костями. Прах порой венчали насаженные на заостренные колья черепа. Колодцы называли «шепчущими». Стоя вблизи такого, можно было расслышать странный звук — шепот или дуновение. Для него легко было измыслить вполне естественные причины, но данмеры полагали, что таким образом с ними говорят предки. Суеверного человека этот шепот вполне мог напугать и обратить в бегство. А вот Эдвину напугали мухи. Живой шевелящийся ковер, обсадивший стены и свод погребальной камеры и сорванный сквозняком с места, замельтешил перед лицами, полез в глаза, ноздри и рты. Эдвина, плюясь, яростно отряхиваясь левой рукой, правой схватила с тумбы и изо всех сил замахала лампой, отгоняющей насекомых. Угли внутри лампы вспыхнули, вокруг разлился вязкий, терпкий запах благовоний. Разметал блеклую мошкару, спугнул яростно жужжащих бронзовых и зеленых мух и мохнатых, серо-седых мотыльков.