Ника Ракитина - Крипт

— Я в пять лет коленку разбила — так он подул, и подорожником… залепил.

Ивар резко обернулся: Майка стояла одетая по-мужски, с узелком в руках.

— Я все.

— Идем.

— Ты так поедешь?

Он как впервые взглянул на себя: рубаха мокрая и липкая, в красных пятнах, и штаны не лучше.

— Подождешь меня во дворе. От Мариса ни на шаг.

Девушка послушно кивнула.

Нянька попыталась ее удержать.

— Иди отсюда, — кинул Ивар, — без тебя тошно.

Толстуха убралась, точно побитая собака. Князь с девчонкой сошли во двор. Там уже ожидали конный отряд, пара верховых скакунов и возок с эйленскими гербами. Марис лично спустил подножку и отворил дверцу.

— Я…

— Садись, — приказал Майке Ивар. — Или дома останешься.

Глава 17.

1492 год, 15 июня. Эйленский тракт

"…Мне казалось, я умираю много раз, и с каждым — все мучительней и больнее, отчетливо, как в кошмарных снах, когда до мелочей видишь изрытый жарой песок на Дороге и траву по обочинам. Смерть длилась, более похожая на пытку, чем на избавление, и конца не было так долго, что вернулись привычные злость и ярость. А мне все чудилось, что меня уже нет".

Частые капли осыпались с веток орешника. Капли были холодные и тяжкие, как свинцовая дробь. В мутном небе рождался бледный рассвет. Было сырое июньское утро и туман, как пролитое молоко. Болард глотал его немым ртом, не удивляясь ни запаху хвои и близкого моря, ни крикам птиц в вершинах сосен. Чудилось, будто небо — черное, грудь давило, как от меча. Его везли на казнь на телеге, закутанного в красное, с мечом и дагой на груди. И это было хуже самой смерти. Воздух, пахнущий нагретым камнем, железом и кровью, раздирал легкие. Болард слабо помнил шум драки, тряский галоп, и только когда повозка покатилась по заросшей травой проселочной дороге, открыл глаза. Рядом, опустив поводья, трясся в седле Рошаль.

Видно, адвокату жутко хотелось спать, он щурился на свет, но стоило Боларду шевельнуться, тут же наклонился с седла.

— Пить, — произнес Болард хрипло.

Рошаль перебросил кнехту, сидящему рядом с раненым, баклагу. Тот приподнял раненому голову. Слепые темные глаза с пляшущими зрачками смотрели на него. Лицо Боларда исказилось, он мотнул головой, отворачиваясь.

…Над Дорогой колыхалось душное марево. Раскаленный песок обжигал босые ступни. Но где- то далеко жило предчувствие свежего ветра и запахов цветущих трав. Болард стоял перед крестом, не в силах сдвинуться с места, и глядел на казнимого. Тот висел, раскинув пробитые гвоздями руки, кровь капала в песок, а взгляд был зелен, как море Юръ-Дзинтар в апреле…

— Ивар… — позвал барон распухшими от жара губами.

Ответ пробился к нему, похожий на колодезное эхо. Дон Смарда открыл глаза и увидел над собой лицо князя. На лице были такая тревога и нежность, что захотелось отвести взгляд.

— Ты… — сказал Болард тихо. Ивар наклонился еще ниже, чтобы расслышать. А потом решительно пересел на телегу и отобрал у воина баклажку. Но едва поднес ее к губам Боларда, как тот рванулся в сторону, ударился плечом о грядку и откатился назад с перекошенным серым лицом.

— Некуда… мне от… тебя…

Он пробовал улыбаться, но губы не слушались. Дергались, кривились, не желая складываться в привычную усмешку.

— Не надо, — попросил князь.

Дон Смарда засмеялся. Одним голосом.

— Ты… мог не приезжать… они бы и сами… Рошаль…

Глаза Ивара потемнели.

— Не хочешь влезать в долги? — спросил он глухо.

Болард шевельнул бровью, собрался ответить, но так ничего и не сказал.

Ехали молча. Подсвеченные мокрым розовым солнцем, вставали по обочинам сосны. Казалось, что дорога вот-вот кончится узкой полоской песка, за которой ляжет, откатываясь и набегая, море — брошенное на торинейский паркет серое полотнище.

— Успокойся, — прервал молчание князь. — Меня там не было. Они сказали мне перед отъездом.

Губы Боларда шевельнулись:

— Зря.

Лицо Ивара дернулось, как от пощечины. Он прикрыл глаза.

Дорога свернула, солнце пробивалось сквозь тучи, и в вереске блестели дождевые капли. Лошади устали и шли шагом. Князь соскочил и двинулся рядом, придерживаясь рукой за грядку телеги и спотыкаясь, точно ослеп.

— Ивар… — позвал Болард негромко. Выпростал руку, наощупь нашел ладонь князя и, запинаясь, сказал: — Прости… дикий я… стал.

И замолчал — тревожно и напряженно, — будто чего-то не находя.

— Кольцо… где?

Кястутису хотелось отнять руку, но он не смел.

— Где?!

— Отдал. Майке…

На губах Боларда проступила похожая на щит усмешка.

— За-ачем?!

Ивар осторожно высвободил ладонь. Глядя на прилипшие к сапогам травинки, сказал хрипло и горько:

— Не надо. Я прошу тебя…

У Боларда вырвался удивленный смешок.

— Лад-но, — сказал он. — Она… в Эйле?

— Здесь. В обозе.

— Она… от Настанга едет?

Князю хотелось оборвать его, но он ответил холодновато:

— Она уже пятый день здесь. Перевязывала тебя.

Болард молчал долго, а потом вдруг сказал отчетливым и ясным голосом, чуть растягивая слова:

— Зря. Я предпочел бы… дыбу.

Ивар остановился. Телега катилась дальше, а он все стоял по колено в мокрой траве, пока его не окликнули. И тогда он закричал:

— Коня мне!!

Глава 18.

1492 год, июнь. Замок Эйле

Плетясь вдоль левой стены бесконечного коридора к покоям дона Ивара, Болард рассуждал сам с собой, что осенью возьмет в университете освобождение от физкультуры. А еще здорово было бы украсть Греткину коробку с румянами. А то юные служанки шарахаются, видя его лицо. Хотя где он, а где Гретка…

Дело продвигалось туго. Чтобы не упасть, барону Смарда приходилось хвататься за выступающие камни руками; стертые подушечки на лишенных ногтей пальцах нестерпимо болели.

— Перчатки надо надевать, — бормотал под нос дон. — Моя репутация… А-а… а я спрошу у него: "Ты почто Майке кольцо отдал? Ты дурак? А он мне: — Пошел ты! А я ему…" Свет походни — неожиданно резкий — заставил зажмуриться.

— Рад видеть дона в добром… хм… здравии, — изрек Рошаль. Впрочем, по жесткому лицу адвоката невозможно было понять, действительно рад или издевается. — Идешь засвидетельствовать магистру свое почтение?

— А что? Нельзя? — ощетинился Болард. Анри вздохнул.

— Вообще-то, вторые петухи вот-вот проорут.

— А мне не спится, — огрызнулся барон. — Вот никак не засыпается.

Канцлер хмыкнул:

— С языком у тебя все в порядке.

— Как всегда.

— Лестницу одолеешь?

— Лифта здесь нет.

Рошаль кивнул с выражением: ну что взять с сумасшедшего… И внезапно оказался с доном лицом к лицу. Для того, чья "зона безопасности" на длину клинка — девяносто сантиметров примерно — неприятно. Более чем.

— Вот что, банерет… Мне на твое здоровье начхать… — прошипел канцлер. — Но если с Иваром…