Диана Удовиченко - Изгнанники

В кабинете толстая женщина-лекарь, бегло осмотрев меня, вынесла странноватый диагноз: «Целый».

После «всестороннего обследования» я направился прямиком домой, намереваясь незаметно прошмыгнуть в свою комнату и переодеться. Не хотел, чтобы тетушка Полли увидела меня в таком виде. Зачем зря волновать добрую женщину? После того как однажды за ужином я, поддавшись сентиментальному настроению, рассказал историю своей жизни, хозяйка прониклась ко мне чуть ли не материнскими чувствами.

Проскользнуть в свою комнату без лишнего шума мне удалось довольно легко. Едва успел переодеться, как в дверь постучали. В комнату вошла тетушка Полли.

– Ого, рановато ты. Но это даже хорошо. Пойдем в столовую, мне надо с тобой поговорить.

Обеденный стол еще не был накрыт. На нем одиноко лежал узкий матерчатый сверток длиной примерно в ярд.

– Разверни, – с улыбкой предложила старушка.

Я взял сверток, немного покрутив, откинул полотно и залюбовался. Под грубой тканью скрывалась шпага. Она была удивительно красива. Гарда, образованная крестовиной со щитком и защитной дужкой. Полукруглый щиток, выполненный в виде наложенных друга на друга листочков плюща, представлял собой совершенное произведение искусства. Рукоять заканчивалась небольшим противовесом. Клинок этого великолепия был облачен в не менее красивые ножны из дерева, обитого кожей. Только самый кончик ножен был закован в сталь. Я невольно положил ладонь на рукоять.

– Я хочу подарить ее тебе, – сказала тетушка, кивнув на шпагу.

– Извините, но я не могу принять такой подарок. Она стоит целое состояние!

– Не обижай старую женщину. Оружие принадлежало моему покойному мужу. Он был очень состоятельным торговцем. Супруг заказал эту шпагу у гномов. Он хотел сделать ее семейной реликвией, передавать от отца к сыну. Вот только детей нам боги не дали… Муж погиб в стычке с разбойниками, когда путешествовал с караваном. Шпагу мне привезли вместе с вестью о его гибели. Вынь ее из ножен.

Я сделал, как мне велела тетушка. Клинок оказался заточен с одной стороны, только кончик был обоюдоострым. Такое оружие предназначено в основном для колющих ударов, но им можно и рубить. В начале лезвия, ближе к эфесу, я заметил маленькую руну.

– Это имя клинка, – пояснила тетушка Полли. – Дословно руна переводится с гномьего: «Любовь». Но диалект гномов различает несколько понятий любви. Здесь имеется в виду чувство родителя к ребенку. Прими этот подарок, не отказывайся. Я не могу продать ее, но она напоминает мне о моем горе. Подарив шпагу тебе, я буду считать, что желание моего мужа выполнено. Я бы очень хотела, чтобы мой ребенок был таким, как ты. Да и негоже молодому господину путешествовать без приличного оружия. Все равно когда-нибудь ты закончишь академию, и не факт, что останешься в Релоте.

– Я никогда этого не забуду. – Еще никто не дарил мне таких подарков. Как странно, что здесь, в чужой стране, я нашел материнскую любовь и заботу. Чтоб мне провалиться, если когда-нибудь забуду человека, впервые за долгие годы ставшего мне родным! Я задвинул шпагу в ножны и положил ее перед собой. Потом встал, поклонился и приложился почтительным поцелуем к тетушкиной морщинистой, пахнущей корицей ручке.

– Вот и отлично, а теперь пора обедать. – Тетушка Полли растроганно вытерла глаза, хлопнула в ладоши, и со стороны кухни послышался топот служанки, которая ждала конца разговора, чтобы накрыть стол.

И начались мои занятия. Как оказалось, каждому будущему телохранителю Вельш сам назначал срок обучения, исходя из уровня воинской подготовки, выдержки, скорости реакции и прочих качеств, необходимых в работе. Чтобы определить способности новичка, наставник проводил небольшую схватку, после которой либо отказывал в приеме, либо решал, какое время понадобится для превращения ученика в профессионала. И если Вельш считал, что претендент безнадежен, никакие деньги не могли заставить старого вояку изменить решение. Таким образом хозяин школы заботился о своей репутации. Например, Ник, принятый только из-за своей недюжинной силы и успехов в рукопашной, занимался уже год. И все бы ничего – и драться он умел, и с мечом обращался прилично, да Костолом никак не мог добиться от парня спокойствия и сдержанности. Увидев нашу с ним драку, Вельш утвердился в мысли выгнать Ника из школы, и спасло вспыльчивого ученика, как оказалось, только мое вмешательство. Желающих заниматься у Костолома хватало. Недели не проходило, чтобы не явился новенький, а то и несколько. Но и отсев был жесткий. Некоторые, не выдержав нагрузок, уходили сами, других прогонял наставник. При этом деньги, заплаченные за обучение, не возвращались.

Мне же Вельш после первого занятия сказал:

– Вообще-то тебе не требуется шлифовать умения и выносливость. Может, ты и не самый великий воин Вирла, но по сравнению с моими ребятами – мастер. И для тех задач, которые ставятся перед телохранителями, физически подготовлена ты отлично. В этом плане ничего нового я не сумею тебе дать. Времени нет. А вот тонкости ремесла – обращение с подопечным, правила работы, этику – ты пока не знаешь. Ими и займемся. И конечно, тренировки наравне со всеми. Вернее, нагрузки будут больше, чем у остальных.

Это я как раз отлично понимала. Воин не должен отлынивать от тренировок. Закон, перед которым все равны. А если я сильнее и выносливее среднего человека, значит, бегать должна дольше, а тяжестей поднимать больше. Ну а что касается правил работы телохранителей, тут у меня возникли затруднения. Но я утешала себя тем, что в последние дни на меня свалилось очень много новых знаний. Требовалось время для их усвоения и закрепления. Одних слов я сколько узнала! Вот, например, «профессионал». Означает человека (ну, или не человека), который в совершенстве владеет своим ремеслом. Профессиональный воин. Для меня это очень странное понятие. У нас все орки воины. Иначе мы просто не выжили бы в Холодных степях. Или вот еще – «репутация». Узнав, какой смысл имеет это слово, я чуть не рассмеялась. Оказывается, большинство людей чрезвычайно озабочены этой самой репутацией – тем, что будут думать и говорить о них другие. Все это очень сложно, я даже долго не могла осознать, что это значит. Ведь жителям Холодных степей вообще несвойственно нарушать данное слово, хитрить и обманывать. Для нас лучше всего об орке говорят его дела. Вообще, чем дольше я находилась среди людей, тем больше обнаруживала пробелов в своих знаниях. Спасибо Вельшу, он посвящал часть времени, свободного от занятий, именно разъяснению особенностей человеческих законов, традиций, порядков.

Мой день строился следующим образом. Я вставала в шесть утра (узнавать время по часам меня тоже научил Костолом), завтракала на кухне под присмотром тетушки Хильды. Потом отправлялась в школу. Там два часа посвящалось общей тренировке. Сначала мы бегали вокруг холма, на котором находилась Бархатная улица, потом на этот самый холм взбирались. Спускались и снова карабкались. Между прочим, довольно утомительно. Поднимали тяжести, отжимались, метали камни и делали еще много всяких упражнений, которые Ник метко называл одним словом – «жиловытягивание». Ленивому и не очень подвижному ученику эти наши скачки давались нелегко. Мне же, хоть Вельш ежедневно понемногу повышал нагрузку, занятия доставляли удовольствие. Одним из серьезных недостатков городской жизни я считала отсутствие простора и движения. Потом наступало время теории, как называл это Костолом. Он загонял учеников в здание школы, в тренировочный зал, где мы рассаживались на полу и внимали его речам.