Анастасия Вихарева - Черная книга колдуна

— Им не ведомо лютое время. Долги земле возвращают. Накось, вот, посылку забыла отдать, — Авдотья Захаровна вывернула карман, рассматривая небольшой приборчик, похожий на огрызок карандаша. — От Сени Снежного. Не простая палка, волшебная. Стоит навести такой приборчик на землю, как тут же радиочастотная волна принесет тебе сказку о подземных сокровищах. У них там три года весна, три года лето, три года осень, три года зима. Без такого приборчика, пожалуй, и не вспомнишь, куда припасы положил. Землю кажет!

Авдотья Захаровна удовлетворенно хмыкнула, наведя карандаш острием в землю, нажав кнопку. Через пять минут в пространстве развернулась небольшая голографическая картинка, примерно полметра на метр, разукрашенная цветными полосами.

— И-и? — не выдержал Кирилл долгого молчаливого созерцания, слегка разочаровавшись.

— Что и? Сердечный, я не сумеречная зона! — Авдотья Захаровна протянула приборчик, вложив его в ладонь Кирилла. — Не серый камень под ногами, и то ладно! Направь на породу, да и пораскинь извилинами-то!

— Обойма надолго заряжена? — поинтересовался Кирилл, изучая подарок, пытаясь понять, на чем он работает.

— Да на что оно мне знать? Не мне на дареном коне ездить, — усмехнулась старушка. — Не пытала.

— А… как там… — Кирилл смутился, спросить профессора о той, что грезил по ночам, язык вдруг сделался каменным. — Ну… как они там? Первокурсники?

— Человека в себе почувствовали! — рассмеялась старушка. — Замуж твоя собралась за гарного парня из земель далеких, заморских. Чернобровый, черноокий, белолицый, речь медовая, уста сахарные, косая сажень в плечах — без всякого изъяну. И черта лысого не побоялся в руку взять да и накрутить ему веревку… Не дождалась она тебя…

— Но как же… — Кирилла почувствовал, что его ударили обухом по голове, руки опустились, а сердце сжалось, облившись горячей кровью.

— Не прав, тут ты не прав, — покачала старушка головой. — Людей нашей породы далеко разбросало. Приглянулась ему Алинка, и она, как увидала, ни есть, ни спать…

Слова тонули, словно в вате. Удар пришелся ниже пояса. Он так привык думать, что у него кто-то есть, что и не думал отвечать на ухаживания и флирт, и сейчас чувствовал себя дураком, которого обвели вокруг пальца. Чудовищная несправедливость — человек не мог чувствовать другого человека, если тот не прикручен намертво, когда даже смерть не разлучит, пока не уйдут с земли оба. И, наверное, он впервые укорил ту, которая оставила его и не отпустила. Не то, чтобы больно, обидно чувствовать себя одиноким.

Авдотья Захаровна смерила Кирилла ехидным едким взглядом и ушла, оставив одного.

Возмущенный до глубины души, Кирилл едва ли смотрел на дорогу, полностью погрузившись в себя. Мысли — пустые и ненужные, запоздалые укоры и разочарование. А могло быть иначе, если бы… «Если бы» не оставило ему шанса. И даже не тот, белобрысый… Откуда он свалился с большой любовью, колдун хренов?! Куда теперь эти руки, волосы, голос, запах, которые он себе напридумал?! И не накостыляешь! Он бы не удивился, если бы старая ведьма сама это устроила, чтобы пристроить Светку. Да кто она такая, чтобы решать за него?! Он почти ненавидел и Светку, и Авдотью Захаровну, которая предсказала ему не то, что он хотел.

Тревожное предчувствие пришло неожиданно, словно крик о помощи. Кирилл остановился, прислушиваясь. И вздрогнул, увидев впереди, шагах в пятидесяти человеческое тело, в котором сразу узнал Дмитрия. Рядом с ним растекалась лужа крови.

«Исполнителя убрали… — Кирилл похолодел. — Но почему здесь?!»

— Таких совпадений не бывает… — заступил дорогу Страж.

Кирилл подошел чуть ближе и застыл, пытаясь определить, жив ли он.

— Вызывая скорую и милицию, — посоветовал кот. — Он еще жив.

— Я могу помочь? — испуганно спросил Кирилл.

— Не обязан, это ловушка, — предупредил кот. — Если не хочешь парится остаток дней на нарах, хлебая баланду.

— Мам, я могу остановить кровь… — взвыл Кирилл.

— Если нож на месте, не доставай и не прикасайся, — приказала мать. — Мы уже едем. Ой, Кир, лучше оставь все как есть, это человеческих рук дело. Раны могут быть не совместимые с жизнью, потом доказывай, что тебя там не было…

Но Кирилл уже рвал траву, вспоминая все, чему учила его профессор Авдотья Захаровна. Бадан, вероника, герань, девясил, ежевика, тысячелистник, кровохлебка… растирая и пережевывая, чтобы выделился сок. Рана была глубокой, чуть ниже сердца, и еще одна со спины недалеко от позвоночника. Туго набив раны травой, он перевязал их разорванной на ленты футболкой, пытаясь заставить раненого дышать. Дыхание то и дело прерывалось, он хрипел, рот наполнился кровью. Было глупо думать в такую минуту о чем либо еще, но он думал — и о том, что его сделают козлом отпущения, когда этот хмырь отбросит копыта, и о Авдотье Захаровне, которая вбила в голову столько знаний, которые пришли так естественно, будто разбирался в травах всю свою жизнь, и о том, что если зелень зелененьких попала со слюной, жить будет, но зря он одарил его долголетием, мудак не стоил и футболки его, и о том, что добрая четверть человечества сама собирает на себя всякие беды, когда лезет с добротой куда не просят, и о том, что не было печали…