Александр Мазин - Паника-upgrade. Кровь древних

Чиновник Земельного департамента Куто Буруме поперхнулся, и изысканное лакомство – жирная жареная гусеница – выпало у него изо рта на клавиатуру. А Куто Буруме так и остался сидеть: оцепеневший, с открытым ртом, глядя на монитор.

На мониторе было нечто ужасное. Там был смертный приговор ему, Куто Буруме. А может, кое-что похуже, чем смертный приговор. О том, что творится в подвалах президентского дворца, ходили такие слухи… Лучше повеситься.

Трясущейся жирной рукой чиновник потянулся к телефону.

– Али? – пискнул Буруме в трубку. – Беда, Али! Во имя Аллаха, да, Али, это я! А кому мне еще звонить? Это касается нашего… Понял! Да, Али! Никаких имен! Да, я еду!

Чиновник вскочил, уронив на пол тарелку с гусеницами. Красный соус расплылся по ковру безобразным пятном, но Буруме даже не взглянул на испорченный ковер. Через минуту он выбежал из дома, выскочил на улицу и замахал руками, привлекая внимание велорикши.

Обычно Буруме передвигался важно и неспешно, поэтому зрелище бегущего чиновника привлекло внимание соседей. А один из них, осведомитель СБ, сделал отметку в памяти: сообщить начальству, что неблагонадежный Куто Буруме сегодня очень торопился. Велорикшу, который увез чиновника, осведомитель тоже запомнил.

Зрелище было достойное. Два джипа отсекли от группы молодую самку и понеслись за ней, подпрыгивая и мотаясь из стороны в сторону, со скоростью шестидесяти километров в час. Жираф же скакал плавно и грациозно, ухитряясь при этом совершать круги, уворачиваться и оставлять с носом ловца, стоящего в кузове с двадцатифутовым бамбуковым шестом, завершавшимся петлей лассо. Наконец охотникам удалось прижать жирафа к полосе кустарника и набросить мягкое лассо на длиннющую шею. В ту же секунду один из джипов угодил колесом в нору и перевернулся.

К счастью, никто не пострадал.

Десять человек совместными усилиями запихнули пойманного жирафа в транспортный ящик. Все это время остальные жирафы высокомерно и равнодушно взирали на происходящее.

– Арабы полагали, что жираф – гибрид леопарда с верблюдицей, – сказала Лора. – Сложение верблюда, голова оленя, копыта быка и хвост птицы. А шкура леопарда. Возможно, идея принадлежит грекам, пару тысяч лет назад назвавшим жирафа «камелеопардалис», а в средневековой Европе «камелеопардалис» превратился в «хамелеонпардуса» и, соответственно, «научился» менять цвет.

– Вы много знаете, мисс Лора, – с уважением произнес Ванвейль, очищая от колючек выгоревшую куртку.

– Я люблю смотреть познавательные каналы, – сказала Лора. – Послушайте, Сэм, скажите как биолог: есть хоть какая-то вероятность скрещивания верблюда и леопарда?

– Как биолог скажу: никакой, – ответил Ванвейль. – Потомство производится только внутри вида. Потомство, способное к размножению. Я не имею в виду мулов. А два таких разных организма, как леопард и верблюд, даже совокупиться не смогут.

– Но оплодотворение бывает и искусственное! – заметила Лора.

– Гены не обманешь, – возразил Ванвейль. – Это все равно что пытаться открыть один замок ключом, предназначенным для другого!

– А как насчет отмычки?

Южноафриканец засмеялся.

– Но все-таки, – настаивала Лора. – Неужели весь разнообразный бестиарий не имеет под собой ничего реального?

– Я не биолог, – сказал Тенгиз. – Но, если мне не изменяет память, некогда существовали создания, имевшие и когти, и копыта!

– Даже – рога и клыки, – сказал Ванвейль. – Но это было время экспериментов. Теперь старушка-природа предпочитает более стабильные формы. Поэтому, если прочтете, что на калифорнийский берег выбросило парочку русалок, – передайте привет Стивену Спилбергу. Это я говорю как биолог. А как человек, милая мисс Лора, я готов поверить даже в кентавров и химер. Садитесь в машину, я отвезу вас в львиный детский сад. Конечно, у маленьких львят, как и у людей, копыт нет, но от этого они не стали менее очаровательными.

Это был последний день их пребывания в заповеднике. Завтра Ванвейль должен был отвезти их в аэропорт.

На следующее утро под окнами деревянного домика, выделенного гостям, раздался рокот подъезжающего джипа. Однако вместо Ванвейля из машины выпрыгнул невысокий загорелый человек лет на двадцать старше.

– Я – Дан Райноу, – представился он. – Сэм просил отвезти вас. Сам он, к сожалению, занят, но желает счастливого пути! Вы готовы?

– Да, – ответил Тенгиз. – Благодарю.

– Не стоит. Мне тоже нужно в аэропорт. Это ваши вещи? – Райноу потянулся к чемоданам.

– Спасибо, я сам, – отказался Тенгиз. Этот человек не походил на слугу.

– Как пожелаете. Очень приятно, миссис…

– Мисс. Зовите меня Лора.

– А меня – Тенгиз, – сказал Тенгиз, забрасывая саквояж на заднее сиденье. – Тенгиз Саянов.

Если бы он увидел в этот момент лицо Райноу, то удивился бы.

Но когда Тенгиз распрямился и протянул ему руку, Райноу уже овладел собой и выглядел как обычно.

Рукопожатие его было не слишком крепким, но у Тенгиза от этого рукопожатия осталось странное ощущение. Будто он подержался не за живую руку, а за твердое дерево.

– Тенгиз… – произнес Райноу. – Вы ведь из России, верно?

– Да, – подтвердил Саянов. – Я русский.

– А какова цель вашего прибытия в Африку?

– Туризм. А как оказались здесь вы? Вы ведь родились не здесь. У вас калифорнийское произношение…

Райноу засмеялся.

– Калифорнийское – значит скверное, – сказал он.

Лора спустилась по лесенке на посыпанную песком дорожку. В руке у нее была красная сумка.

Райноу тут же оказался рядом, подхватил сумку, распахнул перед девушкой дверцу джипа:

– Пожалуйста, мисс Лора!

Тенгиз попытался прикинуть, сколько Райноу лет. Если судить по лицу – не меньше шестидесяти. Если по мускулатуре и по тому, как он двигается, – не больше сорока.

– Вам идет этот цвет, – сказал Райноу, имея в виду голубую косынку, которой Лора повязала голову, прежде чем надеть шляпку.

Джип покатил по дороге, оставляя позади широкий шлейф пыли. Километров через двадцать они миновали предупредительный знак. Здесь была граница заповедника.

– Первый раз в Африке? – спросил Райноу у Лоры, которая сидела справа от него.

– Я – да. А Тенгиз бывал в Африке уже раз десять.

– Неужели? – Райноу посмотрел на молодого человека в зеркало на лобовом стекле. – И что же побудило вас так часто навещать этот континент?

«Он мне не нравится, – подумал Тенгиз. – Какой-то неестественный. И фразы строит как-то слишком правильно. Судя по всему, английский для него – не родной…»

– Я люблю путешествовать, – сухо ответил он.

– Тенгиз – странное имя для русского.