Лоис Буджолд - Паладин душ

— Нет, они всецело преданы служению богине, — девушка фыркнула, — если только Ферда не сделал это служение очередным объектом своего самодовольства, — она задорно улыбнулась, и на её щеке появилась ямочка. — А вот наш добрый служитель времени не терял. Он приставал ко мне в первую ночь, в Палме.

Иста удивлённо моргнула:

— А! — осторожно отозвалась она. — Не следует забывать, что не все служители Ордена Бастарда той ориентации. — Иста раздумывала, как бы сформулировать следующий вопрос. — Вовсе не нужно сносить оскорбления, и не важно, какое социальное положение занимает обидчик. Тем более что ты — моя подчинённая. Если возникает такая проблема, следует обязательно обратиться ко мне.

Лисе покачала головой:

— Всё это вполне могло меня обидеть, но он умудрился быть очень милым. Он покорно выслушал отказ и отправился попытать счастья с горничной.

— Но мне не поступало никаких жалоб! — Девушка усмехнулась:

— Ну, не думаю, чтобы у неё были какие-то претензии. Когда, некоторое время спустя, они вышли из её комнаты, девица вовсю хихикала. Это заставило меня задуматься, а не много ли я потеряла.

Иста попыталась сохранить строгую мину и не засмеяться, но у неё не получилось:

— Да уж!

Лисе широко улыбнулась в ответ и снова принялась с завистью наблюдать за танцующими. Вскоре Иста уже не могла это выносить и отпустила девушку на праздник. Лисе восторженно приняла столь неожиданный подарок и, чем немало удивила Рейну, перемахнула через перила балкона, повисла на одной руке, спрыгнула на землю и убежала.

Странное ощущение — остаться одной. Несколько проходящих мимо мужчин немного грубовато, но всё же дружелюбно окликнули Исту, но, не зная, что ответить, она решила промолчать. Мужчины отреагировали уже более резко и менее дружелюбно. Немногим раньше Лисе несколько раз уже отшучивалась, и их пьяненькие поклонники отправлялись восвояси, громогласно хохоча. Это не мой мир. А когда-то, возможно, она им правила из туманного Кардегосса.

На соседнем балконе появился Ферда ди Гьюра и, увидев, что рейна в гордом одиночестве наблюдает за несостоявшимися певцами серенад, растворяющимися в ночи, вежливо пожурил её за то, что она опрометчиво отпустила горничную. Офицер исчез, чтобы затем появиться у выхода с постоялого двора и нырнуть в толпу в поисках Лисе. Когда они, уже вместе, вернулись, кулаки у обоих были крепко стиснуты. Какая бы перепалка ни произошла между ними, к тому времени когда Иста могла их услышать, оба уже шли молча.

Иста направилась к кровати. Шумное празднество продолжалось ещё несколько часов, но рейну это уже не беспокоило.

Глубокой ночью во сне она открыла глаза и обнаружила, что снова оказалась во дворе таинственного замка. На этот раз вокруг было темно, — может, всё происходит этой ночью? Та же ущербная луна, что озаряла Виниаску болезненным, неровным светом. Но тени не казались непроницаемыми, в воздухе висело странное сияние, словно луч из белого огня. Он пересекал двор, вёл вверх по ступеням и исчезал в уже знакомой тяжёлой двери в конце галереи. Истинное «я», принадлежащее сну, не осмеливалось прикоснуться к нему, хотя отвести взгляд от свечения не было сил. И она последовала за ним — по лестнице, вдоль перил. Сквозь дверь.

В спальне было темнее, чем во дворе, ставни наглухо закрыты, ни один лунный блик не просачивался внутрь, но освещение всё же присутствовало: луч белого огня шёл прямо из сердца мужчины, лежащего на кровати. Бледное пламя охватывало его тело, словно он горел, поднималось из груди и струилось прочь… и Исте хотелось понять, что перед ней — луч или путеводная нить. И куда ведёт эта путеводная нить. Она скользнула взглядом вдоль повисшей в воздухе линии света, ей хотелось схватить её, чувствовать, как эта нить тянет её куда-то, словно канат, вытаскивающий из воды тонущую женщину.

Призрачная рука Исты потянулась к лучу, сжала его; линия оборвалась, рассыпалась в пальцах на светящиеся осколки.

Мужчина на кровати очнулся, хрипло вздохнул и приподнялся. Увидев её, он вытянул вперёд горящую руку.

— Вы! — выдохнул он. — Леди! Помогите мне во имя бога… — Какого бога? Иста, чуть ли не на грани истерики, не смогла удержаться от этой мысли. Она не осмелилась взять эту жуткую горящую руку, несмотря на то что она тянулась к ней. Кто вы? Его широко распахнутые глаза, казалось, пожирали её:

— Она говорит! — его голос дрогнул. — Миледи, молю, не уходите…

Она открыла глаза в тёмной комнатке на постоялом дворе в Виниаске.

Единственный звук, который нарушал тишину, — мерное дыхание Лисе, спящей на соломенном тюфяке в другом конце комнаты. Праздник, судя по всему, закончился, последние подвыпившие гуляки разошлись по домам или отключились там, докуда успели добрести.

Стараясь не шуметь, Иста спустила ноги на пол и прокралась к запертым дверям балкона. Она отодвинула щеколду и выскользнула наружу. Источниками света были только два стенных фонаря, тускло освещавших с двух сторон вход в храм на противоположной стороне площади. Рейна подняла глаза к ночному небу, к ущербной луне. Она знала, что это та же самая луна, что была в видении. Место и мужчина, где бы они ни были, так же реальны, как и она сама. Видел ли тот странный мужчина сегодня сон об Исте, такой же, как Иста о нём? Что видели его тёмные будоражащие глаза, что заставило его так отчаянно тянуться к ней и была ли она для него такой же загадкой, как и он для неё?

Его голос был глубок, но искажён болью, страхом или изнеможением. Однако говорил он на ибранском, языке Ибры, Шалиона и Браджара, а не на рокнари или дартакане — хотя и с северо-Шалионским произношением и рокнарскими интонациями.

Я не могу помочь тебе. Кем бы ты ни был, я не могу помочь. Молись своему богу, если хочешь спасения. Хотя я бы тебе не советовала этого делать.

Она вышла из потока лунного света, заперла двери балкона и поспешила к кровати как можно тише, чтобы не разбудить Лисе. Иста накрыла голову пуховой подушкой. Она скрыла всё, кроме того, что рейна не хотела видеть, — жгущие разум глаза. Когда она завтра проснётся, события минувшего дня покажутся сном по сравнению с этим. Она сжала пальцами простыни и стала ждать рассвета.

Когда на следующее утро после восхода солнца Лисе причёсывала волосы Исты, в дверь комнаты постучали и послышался голос Фойкса ди Гьюры:

— Миледи? Лисе?

Лисе подошла и распахнула дверь, ведущую в галерею, опоясывающую внутренний двор гостиницы. Фойкс, уже одетый по-дорожному, кивнул ей и поклонился Исте, которая встала за плечом своей горничной.

— Доброе утро, миледи. Мудрейший ди Кэйбон нижайше просит прощения, но он не в состоянии вести утренние молитвы. Ему очень плохо.