Антология - Чёрная магия

Робин больше ничего не оставалось, как бежать. Вокруг гремели раскаты грома: это мастер железа бросал свои шахматные фигурки, и там, где они касались земли, вставали железные рыцари. Робин мчалась к опушке, она пригибалась, изворачивалась и петляла, а железные воины ломились за ней через кустарник и молодую поросль.

Добравшись до леса, Робин на миг приостановилась и бросила взгляд назад. Ближайший железный воин находился в дюжине шагов — значит, у нее есть секунда, чтобы охватить взглядом происходящее.

Целая дюжина железных воинов двигалась через росчисть, и еще два стояли перед паланкином, вскинув щиты, готовые в случае нападения защитить своего господина, хотя в него никто не стрелял — отряд Меревин испарился, словно летний дождик. О том, что он вообще здесь был, напоминало лишь присутствие троих охранников, выбирающихся из пут, и тело Меревин, лежащее в десятке шагов от паланкина.

Робин задержалась еще на секунду, которой уже не могла себе позволить, надеясь увидеть, как ее сестра вдруг вскакивает и бросается прочь. Но Меревин не шевелилась. В глубине души, вопреки всей своей надежде, Робин знала, что Меревин не поднимется — ни теперь, ни в будущем. Слишком уж тяжелой была травма.

Железный воин ударил мечом по дереву, под которым укрывалась Робин, и снес ветви толщиной в руку. Девушку осыпал дождь щепок. Она кинулась в глубь леса.

На следующее утро, вскоре после рассвета, уставшая Робин вскарабкалась на ветвь древнего дуба, что росла параллельно земле, и перешла по ней, словно по мосту, через узкое ущелье, известное среди местных жителей под названием Удар Молота. Всего несколько часов назад Робин оторвалась от настойчивых и неестественно выносливых железных воинов (по крайней мере один из них увяз в самом большом из местных болот).

Робин посмотрела на вершину дуба, выискивая часовых, но там никого не было. Девушка обогнула могучий ствол и окинула взглядом голую каменистую вершину зеленого холма, что поднимался из леса ярдах в ста от нее, а также пространство между более молодыми деревьями — там, надежно укрытые большим скальным выступом, стояли палатки из шкур. Судя по всему, в лагере тоже было пусто.

Робин уныло свистнула. На самом деле она не ожидала ответа и потому не удивилась, когда его не последовало. Девушка добрела до костровой ямы и заглянула в нее. Костер был устроен на глубине в три фута, чтобы легче было скрывать дым, и дрова туда кидали лишь хорошие, сухие. Огонь поддерживали непрерывно, поскольку нельзя было предсказать заранее, когда он понадобится.

Но сейчас он не горел. Робин подобрала согнутый железный прут, который использовали и в качестве кочерги, и в качестве крюка для подвешивания котелка. Девушка поворошила пепел, но горячих углей в нем не нашла.

Тем не менее она продолжила это занятие, хотя понимала, что толку в нем нет, в любом случае, делать ей было нечего. Ей казалось символичным ворошить остывший пепел, останки пылавшего прежде яркого огня. Меревин мертва, и виновата в этом она, Робин. Ее сестру убили из-за нее. И раз никто из разбойников не вернулся в лагерь, значит, они тоже так думают. Возможно, сказалось еще и недоверие к наследию ее норманнской крови, такие настроения имели место в отряде, но сдерживались благодаря присутствию Меревин.

Робин с силой ткнула кочергой в угли, представив, что это сердце того норманнского мастера железа. Внезапно над остывшим пеплом взвилось пламя. Робин отпрянула, но не из страха перед огнем — она испугалась чуда, которое случилось словно само собой.

— Чисто норманнское умение. Магия железа, — заметил Джек.

Робин снова подскочила, от неожиданности едва не свалившись в огонь.

— Я… я не…

Джек покачал головой, подобрал кривой сук старой березы и бросил его в огонь.

— Не бойся, девочка, — успокоил он. — Я всегда знал, что ты унаследовала магию железа от матери. К счастью, тут больше никого нет, только я да Двойной Джек, и то он на той стороне ущелья — ест чье-то мясо. Я уж не стал приглядываться, чье именно.

— Ты видел?.. — тихо произнесла Робин. — Меревин…

Джек взял кочергу и пошевелил угли, выбросившие сноп искр. На Робин он не смотрел.

— Принцесса мертва, — сказал он наконец, — Я возвращался туда в беличьем обличье, желая убедиться наверняка, — впрочем, ферраменты все равно погнались за мной. У Меревин была сломана шея. Они забрали тело.

— Я убила ее, — прошептала Робин.

Она зачерпнула полные пригоршни высохшей грязи и размазала ее по лицу, а потом вскочила и крикнула:

— Я убила свою сестру!

Звук, отраженный нависшей скалой, вернулся обратно.

Робин попыталась схватить ладонями горячие угли из костра, но Джек сгреб ее в охапку и оттащил, невзирая на то, что девушка брыкалась и орала. От потрясения, горя и изнеможения она вообще перестала соображать. Джек отнес Робин в палатку, служившую им лекарским приютом, и стал гладить по голове, вполголоса мурлыча всякую чепуху, которой успокаивал щенков еще в те времена, когда был старшим псарем короля Англии.

Когда девушку перестало трясти, а крики сменились монотонным завыванием, Джек откупорил маленькую кожаную бутылочку и влил в рот Робин сонное зелье. Через несколько минут девушка успокоилась под одновременным воздействием болиголова, мандрагоры, макового молочка, белены и вина, а вслед за тем погрузилась в сон без сновидений.

Когда Робин проснулась, то почувствовала себя странно спокойно и отстраненно, словно после гибели Меревин прошло несколько месяцев. Но она знала, что сумерки, сгустившиеся вокруг палатки, — это вечер того же дня, на рассвете которого она спаслась от погони ферраментов. Сонное зелье не может заставить человека проспать больше девяти-десяти часов.

На языке у девушки до сих пор оставался привкус травяного варева, и изо рта пахло так, словно ее рвало, хотя сама она была довольно чистой. Кто-то вымыл ей руки и намазал царапины мазью из тысячелистника. Робин уставилась на царапины: она никак не могла вспомнить, откуда они взялись. Пару минут Робин сидела, размышляя об этом, потом медленно распустила свои темные норманнские волосы и коротко обрезала их собственным кинжалом — настолько коротко, что несколько раз поранила голову и пришлось прижимать к порезам тряпку, чтобы остановить кровь.

Джек и Двойной Джек сидели у костра, изредка передавая друг другу мех с вином и еще реже обмениваясь словами. Когда Робин вышла из палатки, они оглянулись — и вздрогнули при виде ее изменившейся внешности, а когда она приблизилась к костру — встали и поклонились. Поклонились низко, как придворные, — совершенно неуместно для изгоев в лесной глуши.

— Не надо, — остановила их Робин. — Не надо мне кланяться.