Ольга Романовская - Дама с единорогом

Леменор улыбался: его честолюбие было удовлетворено. Барон Леменор, будущий шериф… Теперь-то его зауважают! Пожалуй, даже барон Гвуиллит, который и на порог его раньше не пускал, теперь будет звать к себе и жалеть о том, что он уже подыскал мужа для своей дочери. Но нет, даже если бы вдовствующая графиня Гратхалдт не была помолвлена, он всё равно предпочёл ей другую вдову. Англичанку. Он не собирался идти по скользкой дорожке, проложенной многими его собратьями. Валлийцы — враги, даже если они состоят на королевской службе, они могут изменить в любой момент. А он не желал оказаться зятем представителя столь ненадежного народа.

Да и сама графиня Гратхалдт не была таким уж лакомым кусочком. Она старше Жанны Норинстан, первым браком была за валлийцем и овдовела, не имея детей. Способна ли она к деторождению? К тому же о её своенравии ходили легенды; побей такую штучку — так она сбежит к отцу, нажалуется. Нет, он не желал отправиться к праотцам по вине какой-то стервы: узнай, что доченьке что-то не по нутру, что её муж предпочитает ей деревенских девок, транжирит её денежки, барон Гвуиллит, наверняка, подослал бы к нему своих молодцов. С Жанной Норинстан было спокойнее, и деньги у неё тоже были.

Новоиспеченный барон Леменор с сарказмом вспоминал слова покойного барона Уоршела, сомневавшегося в том, что такая голытьба, как Артур Леменор, когда-либо разбогатеет и жениться на его дочери. Он живо представил себе, как въедет в Уорш уже не просто баннеретом, а полноценным командующим, победителем и богачом.

Когда стемнело, под одобрительное улюлюканье и стук глиняных кружек к рыцарям подошла девушка в красной шали. Улыбнувшись, она присела на корточки возле костра и попросила вина.

— Ну уж нет, красотка, сначала станцуй! — Безил Оторширд отпихнул в сторону оруженосца, протянувшего девушке кружку; вино выплеснулось на землю. — Станцуй, а потом пей, сколько влезет, Пегги.

— У нас праздник: баннерет Леменор стал бароном, — многозначительно добавил Клиффорд де Фарден. — Поздравь его, Пег.

— Хорошо, я станцую, но только ради сеньора Леменора. — Маргарет ещё раз улыбнулась и скинула шаль.

— Хороша, чертовка! — протянул молоденький Френсис де Сарде, следя за движениями танцовщицы. — И почему она не хочет как-нибудь зайти ко мне? Я бы её с ног до головы засыпал серебром!

Окончив танец, раскрасневшаяся Пегги присела на колени к барону Фардену, залпом осушила кружку и отрезала кусок от телячьей ляжки.

— Где ты вчера пропадала, ведьмочка? — с притворной строгостью спросил Клиффорд. — Я тебя до полуночи ждал.

— Не могла я придти: мать что-то заподозрила. Ох, и строгая же она!

— Твоя карга любит золото?

— А как же! Кто ж его не любит? — смущённо добавила она и тут же развязно добавила: — Только Вы ей деньги не давайте: брату отдаст, а тот пропьёт. Вы бы мне дали пару монет — уж я Вас за доброту отблагодарила!

— Ладно, дам. Поцелуй меня, кошечка!

Артур с усмешкой наблюдал за этой сценой. Когда дело дошло до поцелуев, он предпочёл удалиться: его тоже ждали. Её звали Бет, и она ужасно боялась щекотки. Бет чем-то напоминала ему прежнюю Жанну: молоденькая, хорошенькая, наивная, но, в отличие от неё, не задавала вопросов. При каждом поцелуе она краснела, как девочка. Да она и была девочка, по выражению баннерета, «хрупкий весенний цветочек».

Метью проводил господина тоскливым взглядом: ему не посчастливилось найти подружку.

— Твой тоже по юбке соскучился, — протянул один из его знакомых. — Все они такие. А уж трусы! Мой, когда пьян, готов с самим чёртом сразиться, а, протрезвев, собственной тени боится.

— А мой порой забывает, что нужно думать перед тем, как делать: вобьёт себе что-то в голову и идёт напролом. Видит только то, что ему хочется. И лгун.

— Чего ж от него ожидать — он же рыцарь…

— До мозга костей. А работы из-за него! Пит, — вдруг вспомнил Метью, — ты, кажется, в лошадях смыслишь?

— Да есть немного. А что?

— Пойдём, господского иноходца посмотришь. Что-то хромает наш Латин.

Латин — высокий красно-гнедой жеребец — стоял у коновязи, изредка отгоняя надоедливых насекомых. Метью подошёл к нему и сочувственно похлопал по холке. Конь повернул к нему голову и покосился на стоявшего рядом с ним незнакомого человека.

— Будь добр, осмотри ему копыта. Сеньор меня убьёт, если лошадь под ним будет хромать. Сам понимаешь, ему не пристало на хромой ездить.

— Знаю, — вздохнул Пит. — Мой господин из-за хромоногой лошади одного мальчишку засёк. Неопытный был мальчонка, за лошадями ходить не умел — а его от семьи оторвали, на конюшню определили… Не углядел, бедняжка, — и прилюдно Богу душу отдал. Били его так, что и крепкий мужик не выдержал, места живого не осталось!

Они немного помолчали.

— А ничего иноходец! — Пит взглядом знатока осмотрел Латина. — И чистый, вроде, только репей в хвосте…

— Да разве вычешешь его! — оправдывался Метью. — Он же чистить себя толком не давал.

— А сейчас такой смирный. — Пит, прищурившись посмотрел на знакомого. — На такую лошадь бы молиться!

— Так у него только недавно спина зажила. Сеньор баннерет, ну, барон то есть, ему так спину седлом натёр, что смотреть было больно! К счастью, задержались мы здесь из-за замка. Сеньор с Авирона не слезал, а Латин за это время оправился. Только вот хромает…

— Придержи его. На какую ногу-то хромает?

— На заднюю, ту, что ко мне ближе.

Пит осторожно осмотрел копыто:

— От подковы кусок отлетел, в копыто попал. Надо его вытащить и заново подковать.

Он ещё раз осмотрел коня и с завистью заметил:

— Шкура гладкая, будто и не бьют его вовсе! Да и ноги… У нашего-то все ноги в желваках да язвах.

— Недавно он у нас, ещё успеет натерпеться. Задубеет ещё шкура, как у нас будет. Пойдём, что ли, к церкви…

Возле церкви под громкое улюлюканье танцевала Маргарет. Раскрасневшаяся от вина, она бешено кружилась, притопывала на разные лады руками и ногами. Шаль давно сползла с плеч и, зацепившись за браслет на руке, волочилась по земле. Пегги постоянно спотыкалась об неё, но почему-то не спешила от неё избавиться.

Задрав верхнюю юбку так, чтобы зрителям было видно колышущееся льняное полотно, крестьянка вытащила из волос засушенный цветок и с воздушным поцелуем бросила его в толпу. Зрители свистом дружно приветствовали этот жест.

Ободренная успехом, девушка взобралась на паперть и потребовала тишины.

— Я хочу петь! — У неё кружилась голова от танцев и вина, поэтому, чтобы не упасть, она прислонилась спиной к стене.

— Спой, спой нам, золотце! — завопили подвыпившие мужчины.

Голос у неё был высокий, пожалуй, слишком высокий. Маргарет пела на местном наречии. Певица необычайным образом преобразилась: глаза, до этого весёлые и задорные, теперь смотрели серьёзно и печально; даже складки на платье лежали по-особому.