Александр Прозоров - Слово воина

– Клянешься ли ты довести в целости до Белоозера меня и мой товар? – произнес уже знакомую формулу договора толстяк.

– Клянусь, – кивнул Середин.

– А я клянусь передать тебе на торговой площади Белоозера четыре полные гривны серебра и коня со всей упряжью, на котором ты приедешь туда, – кивнул Глеб Микитич. – Как тебя зовут, воин?

– Олегом кличут, – ответил Середин. – А чаще просто ведуном. Можно и так, и так. Я не в обиде.

– Выезжаем завтра на рассвете, ведун, – согласно кивнул толстяк. – Доспех твой, припасы мои. Жди у нас у лесных ворот. Вот… – Гость поднялся. – Ну, благодарю тебя за помощь, соседушка, и да пребудет с тобою милость богов. Стану молить Сварога, дабы позволил мне ответить тебе тем же, и не единожды.

– Какие счеты между соседями, – развел руками хозяин дома. – Всегда рады.

– В пути пить нельзя, – сказал Любовод, когда они снова остались одни. – А дома – можно. Давай выпьем за то, чтобы боги свели нас в Белоозере еще раз и дали нам на двоих один и долгий путь!

– Наливай, – кивнул Середин. – Все едино, на сегодня у меня никаких планов нет.

Когда Олег вышел из ворот города, Глеб Микитич уже ждал его, восседая на лениво прядающем ушами чалом скакуне. В дорогу вместо дорогих и тяжелых одеяний купец облачился в скромную серую войлочную куртку с застежками на плече, тесные шерстяные штаны, сапоги из толстой кожи. Правда, с плащом он все-таки не утерпел и надел валяную сизую, как голубь, епанчу, подбитую по краям лисьим мехом и с золотыми пуговицами. Впрочем, возможно, лисий мех здесь считался чем-то дешевым и простонародным – поскольку на обоих бородатых купеческих телохранителях красовались лисьи треухи с суконным верхом, к которому были пришиты толстые железные пластины. Из доспехов на них имелись еще более толстые, нежели серединская косуха, кожаные куртки, широкие, обитые бронзовыми бляхами ремни. Плащи были серые, украшенные беличьим мехом и беличьими же хвостами, на груди у каждого болтались золотые амулетики в виде молотка с длинной ручкой. Разумеется, все трое были при мечах, но вот щиты на крупах коней болтались только у слуг.

– Утро доброе всей честной компании… – При виде гнедого оседланного коня без седока у Олега засосало под ложечкой, но внешне он постарался сохранить спокойствие: попав в этот мир, рано или поздно, а на лошадь садиться придется. Пешком по русским просторам много не находишь – никаких ног не хватит. Посему ведун с напускным равнодушием перекинул из-за спины щит, повесил его за ременную петлю на луку седла, по другую сторону прицепил заплечную суму, прикрыл глаза, готовясь к решительному поступку, а потом поставил ногу в стремя и, оттолкнувшись от земли, поднялся гнедому на спину. Конь всхрапнул, немного попятился. От неожиданности Середин схватился за поводья, сильно рванул, удерживая равновесие. Скакун жалобно заржал.

– Давненько я верхом не ездил, – оправдывая свою неловкость, пробормотал Олег. – Уже и забыл, как это делается.

Это было истинной правдой. На лошадях Середин действительно не ездил очень давно – с тех самых пор, как его в пятилетнем возрасте покатали на пони в зоопарке. Впрочем, здешние кони ростом от пони отличались не особо: седло находилось на высоте чуть выше пояса, уши – Олегу ниже подбородка. Так что падать, если что, с такого жеребца не смертельно.

– И ты здрав будь, ведун Олег, – с некоторым запозданием кинул толстяк. – Поехали?

– Поехали, – кивнул Середин, старательно вспоминая прочитанные в какой-то из книг правила управления лошадьми: вперед – ткнуть пятками в бока; остановиться – натянуть поводья; поворот – повернуть голову лошади в нужном направлении с помощью поводьев и отпускать их по мере совершения поворота. После скачки – не поить, на отдыхе – отпускать подпруги.

Однако в этот момент случилось то, что заставило ведуна мгновенно забыть про все теоретические познания и предоставить рукам и ногам управляться с новым средством передвижения на уровне интуиции: купец повернул коня, и Олег увидел, что у седла толстяка, покатываясь по выступающему вниз потнику, болтается большая клетка с сидящим внутри… петухом!

– Вот это ква, – изумленно пробормотал Середин. – Я вижу, ты времени зря не терял, Глеб Микитич. Откуда такие познания? Чего ласку не взял?

– Ласки у меня в доме нет, – покосился на ведуна купец. – А петуха просто в курятнике веял.

– Кто же тебе сказал, Глеб Микитич, что василиски петушиного крика боятся? – продолжал расспрашивать Олег. – Вчерась ты этого, как я помню, не знал?

– Мыслишь, ты один такой умный в новгородских землях? – хмыкнул толстяк. – Али боишься, мы с петухом хлеб твой отберем?

– Ну, положим, не так сладок мой хлеб, чтобы я за каждую кроху цеплялся, – улыбнулся Середин. – Однако конкурентов нужно знать в лицо. Откуда секреты василисковы утекли?

– Вещий Аскорун за полгривны кун вечор много чего про тварей сиих порассказал… – признался наконец купец.

– Опять он! – не удержался Середин. – Ну, просто в каждой бочке затычка. Надо будет познакомиться с ним поближе при случае…

– Не стыдно тебе слова такие охульные про волхва нашего говорить! – неожиданно вспылил толстяк, придерживая своего чалого скакуна. – Он служитель богов достойный, за жизнь долгую ни разу себя не опозорил, предсказания его завсегда сбываются. А ты кто таков?!

– Я, – пожал плечами Середин. – Я – всего лишь нищий бродяга с некоторыми навыками владения клинком и заклинанием. Может, раз уж ты теперь человек ученый, без моей помощи обойдешься? Я не гордый, могу хоть сейчас своей дорогой пойти.

– Куда? И откуда? Откуда ты взялся, ведун в странных одеждах? Кто твои мать, отец, в каких землях ты родился?

– Какая тебе разница, купец? Ты мне за родословную платишь или за клинок и голову? Я, что, щенок коккер-спаниеля – предками хвалиться? Коли передумал, так и скажи, плакать не стану. У тебя своя дорога, у меня своя. – Олег с такой силой натянул поводья, что гнедой, жалобно всхлипнув, встал на дыбы, и Середину пришлось, забыв о споре, мертвой хваткой вцепиться в луку седла, чтобы не вылететь в грязь.

– Ты при людях клятву дал, ведун, до торга белоозерского меня с товаром довести, – напомнил толстяк.

– К чему тебе моя клятва, коли тебе вещий Аскорун про василисков вчера все рассказать успел?

– Волхв Аскорун сказывал, что василиск, рождаемый черным петухом, жабой и навозом, боится токмо окрика родительского, петушиного, – покачал головой купец. – И токмо ласка быстрая, с зубами вострыми охотиться на него способна. Но страшен он настолько, что взглядом своим может заставить окаменеть любого приблизившегося человека. А яд в нем так силен, что способен просочиться сквозь оружие и руку поразившего его воина и отравить несчастного насмерть!