Мария Ермакова - Зеркала

Отшельник грубо дернул его за руку.

— Не отставай. Потеряешься, не буду тебя искать!

Он втолкнул Инвари в низенькую пещерку. Она была бы совсем крошечной, если бы не выкопанный вглубь и тщательно утрамбованный пол. Свет едва падал из коридора. На полу валялись циновка, кувшин и кружка. А вдоль стен, поставленные друг на друга, лежали потемневшие от времени бочонки, тускло поблескивая медными ободами.

— Ничего себе! — ахнул Инвари. — Ротманские бочонки! Да это вино дороже золота!

Отшельник скакнул к бочонкам, словно собираясь закрыть их собственным телом.

— Ты ничего не видел! — рявкнул он. — И лысому не говори. Не привел бы тебя сюда, если бы ты Афа не помянул. И лицо у тебя честное. Вот этот бери — он початый уже.

— Откуда такое богатство? — поинтересовался Инвари, взваливая бочонок на плечо.

Он отчего-то не боялся, что старик воспользуется случаем и попробует его убить, тем более, что здесь они были на его территории.

— Восточнее скит был, — пояснил отшельник, указывая обратный путь, — да лет пять назад последний монах умер от болотной лихорадки. Братия жили не бедно. Однажды наведался туда — поискать чего полезного — как при них все лежало. Почти непорченое. Я из их кладовых долго кормился. А этих, родимых, по одному сюда перетащил. Тут для них самое место. Моложе был… Теперь вот и одного поднять не могу. Здесь и вкушаю. Не отходя, так сказать… Но ты…

— Ничего ему не скажу, — продолжил Инвари. — Но и он не дурак. Ты скажи, что, мол, единственный. Вряд ли ему в голову придет, что у тебя целый склад.

И снова он увидел этот свет — не то дневной, не то сумеречный, но никак не похожий на свет огня, запертого в каменном мешке.

Старик вывел его наружу, а сам замешкался, но вскоре появился. Они вернулись к костру.

— Ну, ты, старикан, даешь! — восхитился Шторм.

— Пять лет людей не видел, — пояснил тот. — Он у меня единственная радость был. Ну да ладно. Отметим!

Шторм подозрительно глянул на Инвари. Тот только плечами пожал.

Вино, которое из уважения к возрасту, пить полагалось малыми чарками, черпали ковшом и пускали по кругу.

Старик, разомлевший от запаха дичи и горячего бульона, расслабился, перестал поминутно зыркать на Шторма и проверять уровень вина в бочонке. Его нос радостно алел на порозовевшем лице. Похоже, он, и правда, соскучился по людям.

Под вечер похолодало сильнее. Инвари все ждал, когда отшельнику надоест трапезничать под открытым небом, и он пригласит их в пещеры, но тот с удовольствием поглощал пищу, запивая драгоценным вином, на свежем воздухе. Они не разговаривали. Старик о мире не спрашивал. А Инвари и Шторм просто наслаждались горячей едой и долгожданным отдыхом.

К удивлению своему Инвари захмелел. Такого с ним никогда не случалось.

Шторм, отяжелевший от еды, раскинул на земле свою овчину, улегся и принялся подшучивать над отшельником. Какие, мол, срамные мысли тебя, дед, в одиночестве одолевают? Часто ли? — Не до срамных мыслей, отвечал тот, я истину ищу. — Знаем мы, где твоя истина — у девок под подолом! — А ты, лысый, больше нигде и не искал, наверное? Неспособен потому что. — Почему это неспособен? Я — добрый человек, а истины, получается, недостоин! Где же правда? — Какой же ты добрый человек? Ты в зеркало на себя-то смотрел? — Да раскаялся я! Закуси тобою мышь, раскаялся! — Раскаялся, как же! А правда твоя на острие меча, а скорее — на перышке разбойничьем…

Так, беззлобно, впрочем, они переругивались, а Инвари, подложив спину седло, смотрел в не по-осеннему низкое небо, и ждал подходящего момента. Когда ковш в очередной раз оказался у него, он сыпанул туда давно зажатый в ладони порошок. Еще пара кругов — Инвари лишь делал вид, что пьет — и собеседники начали зевать. Отшельник сам не заметил, как, совсем расслабившись, уснул, скрючившись у костра. Шторм тоже зевал.

— Спекся дед-то, — сказал он Инвари. — И я чего-то устал…

— Ты не спал прошлую ночь, — улыбнулся тот, — да и кровь у тебя от головы отлила к желудку…

— Отлила… прилила…, - пробормотал Шторм и ушел в кусты.

Вернулся еще более сонный. Глаза его так и слипались. Однако подозрительности в них не убавилось.

— Посторожишь, монах?

— Конечно. Я тебе должен сон — за прошлую ночь. Ложись, тебя-то небось грехи мучить не будут?

Мгновение Шторм смотрел ему прямо в глаза. Потом принялся укладываться, зевая и сладко потягиваясь.

— Ты все-таки не забывай наш разговор, — пробормотал он.

— На лошадей взгляну, — сказал Инвари, и ушел туда, где кони выбивали копытами из-под снега еще зеленую траву.

Когда он вернулся, Шторм уже похрапывал, завернувшись в шкуру. Инвари накрыл отшельника своим плащом, подложил ему под голову седло, и, не оглядываясь, двинулся к холму. Он знал, что в ближайший час они не проснутся.

Он влез в пещеру и пошел туда, где видел странный свет. Вот только никакого света не было. Коридор заканчивался тупиком. Инвари глазам своим не верил — осклизлая каменная стена. Он даже руку протянул, чтобы коснуться, но тут же отдернул, как от огня — пальцы уперлись во что-то мягкое. Камень? От его движения камень зашевелился. Пальцы нащупали грубую холстину, занавешивающую проход. По виду — каменный монолит. Он отвел потайную занавесь в сторону, и свет брызнул оттуда, как сок из фрукта — яркий, живой, веселый. Инвари постоял немного, чтобы глаза после мрака пещеры привыкли к нему и, решительно откинув занавесь, шагнул вперед.

И попал в лето.

Буйное цветение луга с одной стороны и задумчивый бор со спасительной тенью — с другой, окружили его, повергнув в изумление. На лугу басовито гудели шмели и стрекотали кузнечики, в опрокинутой чаше неба ликовал жаворонок, на полуденной стороне зенита кружил ястреб, высматривая добычу. От леса веяло прохладой, там щебетали и пересвистывались лесные пташки, лучи еще раннего солнца бороздили воздух столбами ясного света, слышалось деловитое журчание ручья и откуда-то оттуда и впрямь веяло свежестью. Словно и не было унылой поры дождей, холодов и снега, словно не задувал сейчас снаружи ветер, несущий зиму.

Инвари так и застыл посреди этого великолепия, забыв о времени. Сладкий воздух томил его грудь, легкий ветерок задувал в восхищенное лицо и мысли в голове совершенно перепутались. Что это? Выход в другой мир? В другое время? Грезы его собственного сознания? И вместе с тем он чувствовал, что где-то уже встречал подобное. В своем ли прошлом? Нет, он не мог вспомнить. Но это слабое мерцание, какого не может быть у настоящих деревьев, это тщательно подобранное буйство красок! А вот цветок, таких не бывает в природе, что за цвет, Боги мои, что за огнеглавый сияющий цвет! Подчиняясь его призыву, Инвари шагнул к цветку, и протянул руку, не сорвать, нет, как можно, но лишь коснуться его светящихся бархатистой нежностью лепестков, убедиться, что не привиделся… Пальцы больно скребнули по камню.