Ростислав Марченко - Вторая жизнь

Через примерно минут сорок езды появился поселок.

Борг окружал частокол из кругляка, укрепленный насыпью. Высота бревен трех стен метра три с половиной, со стороны реки меньше. По углам башни с двойными бревенчатыми стенами, выложенными клетями. Клети заполнены землей изо рва.

Вал высотой чуть больше метра. За ним ров шириной метра четыре, глубиной метра три. Колья тына тоже понатыканы в земляную насыпь. С трех сторон, до речного обрыва.

Через ров переброшены мостки. На дне рва нечасто понатыканы колья, частично покосившиеся и даже гниющие на земле. Рядом торчали кости рабов, по традиции перебитых после постройки городка. Ворота сбиты из бруса габаритами с капиталку, шириной под телегу, укреплены железными полосами на костылях. Висели на здоровенных железных петлях. Над ними восьмигранный сруб надвратной башни с широкими бойницами.

Внутри располагались дома всех двадцати двух семей населения борга.

Если назвать улицу от ворот через площадь с колодцем до противоположной стены «Стрит», то мой дом располагался на первой из двух «авеню» последним направо. До таких изобретений цивилизации, как номера домов и названия улиц тут, правда, не додумались.

Место было довольно почетное. По боевому расчету наша семья занимала и обороняла именно рядом стоящую угловую башню. Но, к сожалению, еще и отвечала за ее сохранность и боеспособность.

Дома, даже скорее усадьбы в поселке полностью отвечали поговорке «мой дом — моя крепость». Выселились представители сильных, обеспеченных и многочисленных родов. Класс обнищавших голодранцев пока не оформился.

Вход внутрь городка находился под прицелом из окон, фактически лучных бойниц рядом стоящих домов. Ворот и дверей внутрь даже видно не было.

Между крытыми деревянными плашками домами и постройками в огороженных жердями дворах и тыном по всей внутренней окружности протянулось свободное пространство, над которым нависали крытые помосты тына, поддерживаемые столбами.

Наш дом представлял собой здоровое, частично двухэтажное бревенчатое здание, объединяющее под одной крышей собственно помещения хозяев, нас то есть — двухэтажная часть; помещения рабов и хозяйственные постройки — одноэтажная. А так же хозяйственные постройки, включая запасную кузню. Основная была за забором, в слободе, окружающей место получения злодейски уворовываемой у рабов прибавочной стоимости ликвидного в Оркланде товара местными акулами средневекового капитализма. Рабов у нас было больше тридцати человек. Именно человек, людей, захваченных в набегах, как самим папой, так и купленных им по случаю.

А вот акул было три. Папа, как кузнец. Староста-бургомистр Берк А'Корт как кожевенник. И наш шериф — хевдинг, мой тезка Край А'Тулл, державший рабскую рыболовецкую бригаду. Добываемую рыбу и мясо рабы солили, коптили и сушили на продажу.

Семейку старого Кнубы А'Корта, его самого и троих живущих отдельно старших сыновей честнее назвать не акулами, а касатками местного бизнеса. Наши местные корабелы, которые кроме изготовления кораблей повышали доходы изготовлением всяких деревянных изделий. Тут, в отличие от кораблей, в основном руками рабов. Кнуба также был владельцем единственного в борге боевого драккара — самого выгодного, кстати, вложения капитала, без сомнения. Длина в десять румов, или десять пар весел давала сама по себе десять долей плюс три кормчему, коим был он или кто из сыновей. При грузоподъемности около сорока-пятидесяти воинов семья автоматом получала почти четверть всей добычи. В общественной жизни он исполнял обязанности главы поселкового тинга, совмещая с обязанностями судьи.

Все остальные полноправные жители только сеяли и пахали в свободное от убийств время. Тоже не без рабской помощи. Крестьянствующие рабы проживали на хуторах близ поселка самостоятельно, на расчищенных при постройке пашнях. Крепостничество во всей красе.

При постройке городка рабов было гораздо больше. Собственно, роды желающих выселиться специально в поход за ними ходили. Избыток рабов порубили после постройки, покидав головы в ров, как добрую примету, для обеспечения неуязвимости городка. Нападать на нас пока никто не нападал, иначе кроме увеличения количества костей во рву появились бы и черепа на частоколе, что, согласно местной моде, придавало неповторимый шарм и колорит местам обиталищ местных прямоходящих разумных. Особенно если городок старый и для нападающих популярный.

Господская половина дома представляла собой зал — столовую, каморки — мою и братьев, как взрослых, комнату обеих младших сестер, по малолетству живущих вместе, две комнаты, занятые семьями рабов — домашних слуг и несколько нежилых. Они были частично заняты всяким барахлом, включая готовые доспехи и оружие, которые хранить за тыном было опрометчиво. Под домом подвал с погребом, занятые продуктовыми запасами. Все это отапливалось тремя печами, чего было достаточно из-за мягких, фактически отсутствующих зим. Снега тут на равнине не знали.

Рабская была так же разделена на клети-комнаты рабов, слободских кузнецов и их обслуги, которые из соображений безопасности в большинстве своем за забором не ночевали. Так же из соображений безопасности домашние слуги жили отдельно.

К дому примыкала конюшня/коровник/курятник на наших кур, коров и лошадей. Их туда и увел молодой раб Ивар, один из упомянутых слуг, когда мы въехали во двор. Рядом сруб кузни, объединенной с баней одной крышей. Из живности в борге были еще собаки, но те жили с хозяевами.

После грозного рыка отца Харальд проводил меня до уже натопленной бани. Несмотря на вернувшееся у меня головокружение, мы помылись. После чего он же довел до моей каморки, где уже ждала мать с компотом и приготовленным к использованию колдовским ганджубасом. Выпив кружку этой смеси, я мгновенно отрубился.

Когда я проснулся, в доме происходила непонятная суета. Какой-то гомон, мельтешение, бряканье, скрежет со всех сторон. Вставать не хотелось. Совершенно не помнил, что мне снилось, но осталось стойкое ощущение, будто снились кошмары. Поразмыслив, решил, что сие хороший знак.

Повалявшись под шкурой, встал. Одел лежащие на скамье напротив холщовые рубаху и штаны, сунул ноги в тапки из медвежьей шкуры и, выйдя из комнаты, поймал летящую по лестнице двенадцатилетнюю сестренку Хильду.

— Что за суета? Что происходит?

— Ты проснулся? О, как хорошо! Как отдохнул? — затараторила та.

Надо же, а женский пол и здесь в своем репертуаре, ничем от прежней сестренки Олеськи не отличается. Осталось надеяться только, что сходство миров не доходит процветания и здесь феминизма. При поправках на царящие нравы, борцуньи за права женщин и гомосексуалистов должны выглядеть лицом как Валерия Ильинична Новодворская при росте метра в два и телосложении здоровенного мужика, прошедшего операцию по смене пола, с габаритами известного калифорнийского губернатора.