Анджей Сапковский - Владычица озера

Подкравшийся к бивуаку человек, надо отдать ему должное, был ловок и по-лисьему хитер. Менял место быстро, а двигался так скрытно и тихо, что любой дал бы застать себя врасплох. Любой – но не Бореас Мун. Бореас Мун обладал солидным опытом по вопросам «расплохов».

– Вылезай, человек! – крикнул он, стараясь придать голосу уверенность и грубость. – Впустую все твои фокусы! Я тебя вижу. Вон ты где.

Один из больших камней, которыми был усыпан склон холма, дрогнул на фоне звездного темно-синего неба. Пошевелился и принял форму человека.

Бореас покрутил вертел с жарившимся на нем мясом, потому что запахло горелым. Делая вид, будто небрежно опирается на локоть, положил руку на держало лука.

– Невелик мой скарб. – В нарочито спокойный тон он вплел шершавую металлическую нить предостережения. – Не так уж много у меня пожитков. Но я к ним привязан. И буду защищать не на жизнь, а на смерть.

– Я не бандит, – глубоким голосом сказал мужчина, который подкрадывался, маскируясь под менгир. – Я пилигрим.

Пилигрим был высок и крепко сколочен, роста не меньше семи футов, а если б его взвесить, то Бореас пошел бы на спор, что в качестве противовеса понадобилось бы не меньше десяти пудов. Пилигримский посох – дубина толщиной с оглоблю – в его руке казался тросточкой. Бореаса Муна искренне удивило, каким таким чудом этот огромный бычок ухитрился так ловко подкрадываться. И немного обеспокоило. Его лук – композитная семидесятифунтовка, из которой он за полсотни шагов мог уложить лося, – показался ему вдруг маленькой и хрупкой детской игрушкой.

– Я пилигрим, – повторил могучий мужчина. – У меня нет дурных…

– А второй, – быстро прервал Бореас, – тоже пусть выйдет.

– Какой вто… – начал было пилигрим и осекся, видя, как из мрака с противоположной стороны бесшелестно, словно тень, возникла стройная фигура. На этот раз Бореас Мун ничуть не удивился. Второй мужчина – то, как он двигался, выдало опытному следопыту мгновенно, – был эльфом. А дать застать себя врасплох эльфу – не позорно.

– Прошу прощения, – сказал эльф странно неэльфьим, слегка хрипловатым голосом. – Я прятался от вас не с дурными намерениями, а от страха. Я, пожалуй, повернул бы вертел.

– И верно, – сказал пилигрим, опираясь на посох и громко сопя. – Мясо на этой стороне уже вполне…

Бореас повернул вертел, вздохнул, кашлянул. Снова вздохнул.

– Соблаговолите присесть, – решился он наконец. – И подождать. Скотина того и гляди допечется. Да, полагаю, плох тот, кто поскупится покормить странников на тракте.

Жир с шипением потек в огонь, огонь взвился, стало светлее.

На пилигриме был фетровый колпак с широкими полями, тень которого довольно успешно прикрывала лицо. Эльфу головной убор заменяла чалма из цветного материала, лица не скрывавшая. Увидев его при свете костра, оба вздрогнули. И Бореас, и пилигрим. Но даже тихого вздоха не издали, когда увидели, что лицо это, некогда, вероятно, по-эльфьему красивое, было обезображено чудовищным шрамом, пересекающим лоб, бровь, нос и щеку до самого подбородка.

Бореас Мун кашлянул, снова повернул вертел.

– Этот запашок, – отметил, а не спросил он, – привел господ к моему бивуаку? Или нет?

– Верно. – Пилигрим покачал полями шляпы, а голос у него немного изменился. – Я унюхал жаркое издали. Однако соблюл осторожность. На костре, к которому я неосмотрительно приблизился два дня тому, поджаривали женщину.

– Это правда, – подтвердил эльф. – Я побывал там на следующее утро, видел человеческие кости в пепле.

– На следующее утро, – протяжно повторил его слова пилигрим, а Бореас мог бы поспорить, что на его скрытом тенью лице мелькнула неприятная усмешка. – И давно ты скрытно идешь по этому следу, уважаемый эльф?

– Давно.

– И что не позволяло тебе показаться?

– Рассудок.

– Перевал Эльскердег, – Бореас Мун повернул вертел и прервал неловкую тишину, – место, действительно пользующееся не самой лучшей славой. Я тоже видел кости в кострах, скелеты на кольях. Повешенных на деревьях. Здесь полным-полно диких жестоких культов. И существ, которые только и ждут, как бы тебя сожрать. Кажется.

– Не кажется, – поправил эльф, – а наверняка. И чем дальше в горы, тем хуже будет.

– Вашим милостям тоже на восток дорога? За Эльскердег? В Зерриканию? А может, еще дальше, в Хакланд?

Ни пилигрим, ни эльф не ответили. Да Бореас в общем-то и не ждал ответа. Во-первых, вопрос был бестактным. Во-вторых, глупым. С того места, где они находились, идти можно было только на восток. Через Эльскердег. Туда, куда направлялся и он.

– Жаркое готово. – Бореас легким и не лишенным театральности движением раскрыл свой складной нож. – Прошу, господа. Не смущайтесь.

У пилигрима был охотничий нож, а у эльфа – кинжал, на вид отнюдь не кухонный. Но все три служившие явно для более серьезных дел лезвия сегодня пошли в ход для вполне мирных действий – разделки мяса. Некоторое время слышны были только работа челюстей и шипение отбрасываемых в уголья обглоданных костей.

Пилигрим удовлетворенно отрыгнул.

– Чудная зверушка, – сказал он, рассматривая лопатку, которую обглодал и облизал до такой степени, что теперь она выглядела так, будто три дня пролежала в муравейнике. – На вкус – козел, но мягкое, как крольчатина. Не припоминаю, чтобы когда-нибудь ел подобное.

– Это был скрекк, – сказал эльф, с хрустом разгрызая хрящи. – Я тоже не помню, чтобы когда-нибудь его ел.

Бореас тихо кашлянул. Едва слышная нотка сарказма в голосе эльфа говорила: он знал, что ел мясо огромной крысы с кровавыми глазами и страшенными зубищами, один только хвост был в три локтя длиной. Следопыт вовсе не охотился специально на гигантского грызуна, а застрелил в порядке самообороны. Однако решил его испечь. Он был человеком рассудительным и практичным. Конечно, есть крысу, питающуюся на свалках и помойках, он бы не стал. Но до перевала Эльскердег, до ближайшего способного продуцировать отходы сообщества, было добрых триста миль. Крыса, или, как больше нравилось эльфу, – скрекк, должна была быть чистой и здоровой. Она не контактировала с цивилизацией. Так что не могла ни замарать, ни заразить.