Робин Хобб - Магия отступника

Завершив обход, он вернулся к собственному костру, у которого собрались воины из его клана. Несколько долгих мгновений он потратил на сожаления о том, что не сблизился с ними раньше, чтобы теперь полностью на них положиться. Мальчик-солдат улыбнулся им и спросил, не тревожит ли их что-нибудь, но ответы выслушал не слишком внимательно. Через несколько часов от них будет зависеть сама его жизнь, а он едва знал этих людей, равно как и прочих своих подчиненных. Он ничуть не лучше, намекнул я, тех равнодушных офицеров, под началом которых я служил в Геттисе. Я безжалостно подрывал его уверенность в себе и своей способности командовать. Я вдруг задумался, не поступал ли он со мной так же, пока я оставался рабом и пленником своего отца? Не он ли в том числе мешал мне вырваться на свободу и начать новую жизнь? Сама мысль о такой возможности мгновенно раздула пламя моего гнева. Без малейших угрызений совести я принижал мальчика-солдата каждым сомнением или обвинением, какое приходило мне на ум. Я снова и снова напоминал ему, как он по лености пренебрегал собственной формой и силой, упускал возможности заслужить верность своих людей, обучить их дисциплине, объяснить, чем важны тренировки и быстрое выполнение приказов.

Он лишь однажды бросил взгляд в сторону холма, на котором росло дерево Лисаны. Я знал, как отчаянно ему хочется взобраться по заснеженному склону, хоть на миг прижаться лбом к ее стволу и выказать всю свою любовь и тоску по ней. Но я напугал его рассуждениями о том, каким трудным и холодным окажется подъем, а напоследок добавил, что, не разоспись он, точно ленивая свинья, он бы, возможно, успел навестить Лисану. Но сейчас об этом не стоит и думать. Еще вопрос, хватит ли ему времени подготовить свои полуобученные войска к самоубийственному нападению.

Я понял, когда именно надавил на него слишком сильно. Он заметил мое влияние и тут же отстранил меня. И тогда я осознал кое-что еще. Он не пытался изгнать меня, как прежде, поскольку не желал тратить на меня столько сил и внимания. Я не сдержал радости, когда сообразил, как дорого ему обходилось держать меня запертым в том аду — слишком дорого, чтобы он сейчас мог себе это позволить.

Ночь сгущалась вокруг нас, а с нею и холод. Люди жались ближе к кострам, но те лишь дразнили зиму. Они не осмелились развести достаточно сильное пламя, чтобы оно грело или светило. Мальчик-солдат и так уже хмурился, беспокоясь, не заметит ли огоньки случайный путник или далеко забредший охотник.

Никогда еще вечер не тянулся так долго. Наконец пришло время выступать, и мальчик-солдат приказал подвести к нему коня.

Подходящей опоры не нашлось, и в седло ему пришлось карабкаться — долго и нелепо. Дэйси справилась не лучше. Утес хотя бы привык к весу всадника. Когда мальчик-солдат очутился в седле, конь вздрогнул и застыл спокойно. Кобыле Дэйси же не понравились шум и суета, пока люди подсаживали свою великую. Когда та уселась и слишком сильно дернула поводья, лошадь попятилась, чуть не врезавшись в кучку воинов, сгрудившихся вокруг костра. Мальчику-солдату пришлось поспешить Дэйси на помощь и потратить драгоценное время на ее обучение азам верховой езды. Хотя это и не входило в его планы, мальчик-солдат решил, что поедет первым, а Дэйси последует сразу за ним, сопровождаемая парой лучших всадников в отряде.

Он проехал на Утесе через лагерь, наслаждаясь высотой и уверенностью, которую давал ему огромный конь, и в то же время терзаясь от боли и напряжения, пробужденных верховой ездой в его размякшем теле. Перебросился парой фраз с сержантами, убеждаясь, что они проверили готовность своих воинов. Важнейшей частью его замысла были факелы, и у каждого человека их было по три штуки. Некоторые воины несли еще и угли в глиняных горшках с песком. Если магию Дэйси подавит железо города и форта, факелы зажгут от них. Мальчик-солдат позволил каждому воину выбрать оружие на свое усмотрение. Некоторые вооружились короткими мечами, другие полагались на луки и полные стрел колчаны, третьи выбрали копья или длинные ножи, а кое-кто взял лишь пращи. Мальчик-солдат выстроил своих людей двумя колоннами, рассредоточил между ними лошадей, а затем вернулся во главу небольшого воинства. Отсюда они двинутся к Геттису своим ходом. Кинроув с Джодоли объявили, что их силы истощены почти до предела, нарушив его изначальный замысел внезапно объявиться у самых стен города. Они не в состоянии магией переместить войско к месту, столь переполненному железом. Мальчик-солдат сожалел о том, что не сможет вдруг возникнуть возле форта, а потом так же внезапно исчезнуть. Однако он понимал, что ему остается лишь смириться с этими ограничениями. Вокруг уже окончательно сгустилась тьма, когда он наконец вскинул руку.

— Вперед! — вполголоса скомандовал он.

Его приказ передали назад, и, словно вялые гусеницы, обе колонны начали неровное продвижение к Геттису. Он довел их до опушки леса и там ненадолго задержался. Просеку и дорогу покрывал гладкий снег. От узкого месяца и мириадов звезд во мгле зимней ночи разливался неяркий свет. Казалось, белая лента дороги притягивает его к себе, а затем возвращает обратно в небо. Как и предсказывал Джодоли, следов от моей отчаянной магии почти не осталось. Почти все уже успели восстановить. Но это и к лучшему. Они расчистили дорогу еще до снегопадов. Теперь мальчик-солдат не заблудится. Он поведет своих людей по тому самому тракту, что грозит им всем гибелью, и в Геттисе они обратят разрушение на тех, кто навлек его на них.

Он сжал коленями бока Утеса, и огромный конь вышел из-под укрытия деревьев. Он пересек просеку, кочковатую под сглаживающим неровности покровом снега, и ступил на дорогу. Здесь корка наста доходила Утесу до колен. Тут только мальчик-солдат с замиранием сердца сообразил, что ему придется прокладывать путь для Дэйси, ее стражи и всего следующего за ним войска. Он стиснул зубы, выпрямился в седле и направил Утеса вперед, в глубокую ночь.

Я томился в ожидании всю эту долгую дорогу к городу. Войска мальчика-солдата, закутанные в тяжелые меха, с трудом продвигались по рыхлому снегу, вытянувшись позади нас длинной муравьиной цепочкой. Гернийская пехота, с неуместной гордостью подумал я, не обратила бы лишнего внимания на подобный переход, но для спеков это оказалось новым и неприятным опытом. Ночная тьма, глубокий снег и гнетущий холод быстро остужали их боевой пыл.

Мальчик-солдат сомневался, все ли его войско сумеет пройти до конца этот последний участок пути, но потом решил, что думать об этом не стоит. У людей, дошедших с ним сюда, были на то свои причины: одни мечтали о мести гернийцам, другие надеялись уничтожить Геттис и остановить танец Кинроува, третьи, по молодости лет, полагали, что им предстоит захватывающее приключение. Если кто-то вдруг решит повернуть обратно, он ничем не сможет этому помешать. Все здесь были добровольцами, ведь у спеков нет способа заставить человека заниматься чем-то месяц, не говоря уже о годе. Я вновь предположил, что мальчик-солдат пытается привить спекам гернийский подход, чуждый их культуре. Думаю, он почувствовал эту мою мысль.