Робин Хобб - Магия отступника

Ликари шлепнулся на живот. Извиваясь, словно ящерица, он подполз к краю обрыва и замер, позаботившись о том, чтобы не спугнуть рыбу отброшенной тенью или шумом. Затем одним ловким движением он запустил руку в воду, прямо под рыбье брюхо, и выдернул ее на берег рядом с собой. Добыча его напоминала ветерана долгого и трудного похода — шкура клочьями, из спинки выгрызен кусок каким-то хищником. Но она и на суше продолжала отчаянно биться и свалилась бы обратно в воду, если бы мальчик-солдат не взял ее за хвост и не ударил головой о ствол ближайшего дерева. Пока он подобным жестоким способом расправлялся с добычей, на берегу уже трепыхалась еще одна рыба. Ее ждала та же участь, что и ее собрата.

Так прошло утро, если не считать перерыва, когда мальчик-солдат оставил Ликари одного возиться с рыбой. Он отошел в сторону от реки набрать сучьев и хвороста. На магию он скупился и потому призвал искру, достаточно большую, чтобы разжечь сухую древесину только с третьей попытки. Когда костер разгорелся, он подбрасывал в него дров, пока тот не достиг приемлемых размеров. И вскоре над ним уже готовилась рыба.

День напролет мужчина и ребенок ловили, убивали и ели рыбу. Такая еда казалась мне однообразной, но сейчас мальчика-солдата совсем не занимал вкус. Он наслаждался тем, что поглощал, но не в том смысле, в каком я использовал его обостренные чувства. Он слишком сосредоточивался на количестве пищи, чтобы остановиться и оценить аромат и нежность свежей рыбы с легким привкусом дыма от костра.

К вечеру у них оказалось больше рыбы, чем они могли съесть. Они медленно возвращались домой, неся с собой избыток добычи. Часть они приготовили и съели ночью, остальных рыбин мальчик-солдат насадил жабрами на прочную зеленую ветку и подвесил над очагом в доме. Прежде чем отправиться спать, он послал Ликари набрать зеленых ольховых веток. Их он сложил кучей на догорающий огонь, так что ароматный дым потянулся вверх, окутывая рыбу. А затем они отправились в постель.

Так продолжалось и в следующие два дня. Живот, бедра и руки мальчика-солдата наполнялись плотью со скоростью, какую я счел бы невозможной, если бы не видел собственными глазами. Даже Ликари удалось наесть небольшое брюшко, хотя мальчишка был слишком шустрым, чтобы быстро располнеть.

На четвертое утро, проснувшись, Ликари застал мальчика-солдата снаружи перед домом, оценивающим, каким будет новый день.

— Идем, — позвал тот. — Пора нам отправляться на ярмарку.

Мальчик-солдат набрал значительную часть прежнего веса. Он не стал тем внушительным великим, каким некогда был, но его размеры заслуживали почтения. Рост, унаследованный мной от отца, играл ему на руку. Он был на голову выше большинства встреченных мною спеков. Рост в сочетании с восстановленным весом делал его с виду больше, чем на самом деле. Однако его радость отравляло сожаление, когда он расстелил на земляном полу в доме одеяло и начал складывать на него сокровища Лисаны. Сам по себе вес не позволит ему завоевать необходимое положение. Ему придется пойти на жертвы. Ликари внимательно наблюдал, как он достает из тайника каждую вещь и бережно укладывает на одеяло. Закончив, он заботливо свернул одеяло так, чтобы все сокровища остались внутри, подобрал его с пола и со вздохом поднялся на ноги.

— Пора в путь. Ты готов?

— Где ты взял все эти красивые вещи?

— Раньше они принадлежали Лисане.

Малыш явно чувствовал себя крайне неуверенно.

— Трогать вещи, которые когда-то принадлежали великому, опасно.

— Если только ты не являешься его законным наследником. Лисана оставила все эти вещи мне. Теперь они мои, и я могу распорядиться ими по своему усмотрению. Могу использовать их так, как сочту нужным.

Ликари молча смотрел на него, но мальчик-солдат не стал продолжать разговор. А меня снова поразила разница между тем, как я отнесся бы к шестилетнему ребенку, и тем, как он обращался с Ликари. Он не делал скидок на его юность, недостаточный рост или слабость. Он не разъяснял ему снисходительно ответы на его ребяческие вопросы. Он просто давал ему поручения и ожидал, что малыш сделает все возможное, чтобы их выполнить. Когда у него что-то не выходило из-за малого возраста, роста или силы, мальчик-солдат не ругал его, просто принимая, что для этого дела Ликари придется еще подрасти. Это восприятие детства оказалось для меня совершенно новым. Я даже задумался, не был бы я сам счастливее, если бы родился спеком.

Впрочем, размышлять над этим вопросом мне было некогда. Мальчик-солдат взял Ликари за руку.

— Ты готов? — спросил он малыша и, не дожидаясь ответа, отправился в путь.

Я уже начал привыкать к его магии и гораздо лучше прежнего понимал принципы быстрохода. Он призвал воспоминания Лисаны о ее путешествиях на ярмарку, представил дорогу туда и мысленно, по порядку, промчался по всем оставшимся у нее впечатлениям. Человек может представить путь в какое-то место гораздо быстрее, чем дойти туда пешком. Мы двигались с какой-то средней скоростью: не так быстро, как разум, не так медленно, как ноги. Всякий раз, как он моргал, я видел перед нами новый участок дороги.

А когда он остановился после, казалось бы, приятной пешей прогулки, нашим глазам предстал широкий галечный пляж. Дальше за ним на берег накатывали огромные волны и расстилалась бесконечная водная гладь. Мне было трудно такое даже представить. Вода тянулась до самого горизонта, темно-синяя с белыми мазками. Свет, отражавшийся от ее поверхности, слепил глаза. А шум волн, разбивающихся о берег! Он наполнял мои уши, так что я не слышал ничего, кроме него. И столь же всепоглощающий запах. Солоноватый и едкий, он говорил о жизни даже больше, чем запахи леса. Я слышал рассказы об океане, но они не подготовили меня к встрече с ним. Я мог бы смотреть на него часами, пытаясь постичь его необъятность. И сколько бы я ни прожил на свете, не думаю, что я когда-нибудь забуду это мгновение. Множество маленьких лодочек были вытащены на берег. Незнакомые мне корабли, слегка покачиваясь, стояли на якоре вдали. На некоторых вились флаги, но я не узнал ни одного. Я словно бы смотрел на берег другого мира. Об этом ли мечтал король Тровен? Протянуть сюда свой тракт, чтобы открыть Гернию для этих торговых судов?

Мальчика-солдата это зрелище не ослепило.

— Слишком далеко! — пробормотал он себе под нос и обернулся кругом.

У нас за спиной на пологом холме раскинулся торговый городок, каких мне еще не приходилось встречать. Я ожидал, что ярмарка окажется чем-то вроде перекрестка или временного лагеря для нескольких племен народа. Вместо этого моим глазам предстало скопление народа, сравнимое с карнавалом Темного Вечера в Старом Таресе. Всевозможные сооружения: навесы, каменные строения или наспех сколоченные из плавника — выстроились вдоль берега в длинную линию. По рынку бродили люди в разнообразных одеяниях или без оных, над кострами, где готовили еду, поднимался дым, и блеянье овец, музыка и тысячи людских голосов перекрывали даже рокот прибоя. Я смотрел на все это, потрясенный зрелищем не меньше, чем только что — океаном. Если сейчас торговля уже на спаде, то что же тогда здесь творилось в самый ее разгар?