Джеймс Клеменс - И пала тьма

Дарт не могла отвести глаз. Ноги сами подвели ее к койке, а рука потянулась к раненому.

— Кто он? — спросил Яэллин.

Ответ женщины заставил руку Дарт повиснуть в воздухе.

— Богоубийца.

— Огненная мазь не остановит кровотечение из таких глубоких ран, — мрачно заявил лекарь. Его явно не прельщала необходимость находиться рядом с человеком столь страшной репутации.

— Действуй, — подтолкнула его Катрин.

Она уже услышала краткий рассказ о Палтри и не желала терять время.

Лекарь, спотыкаясь, добрался до койки Тилара. В одной руке он держал горшочек с огненной мазью. Яэллин стоял у него за спиной с обнаженным мечом. Роггер срезал с ран Тилара повязки, и кровь снова свободно потекла из них, впрочем, слабее, чем прежде. Сердце Тилара едва трепыхалось в груди.

Палтри зачерпнул комок мази.

— Больше, — потребовал Роггер. — Ты сам сказал, что на нем вовсе не царапинки.

Лекарь заворчал, но все же подчинился. Он приподнял руку Тилара и нанес на запястье мазь. Стоило ему дотронуться до раны, она вспыхнула яростным светом, в котором сияла Милость.

Палтри потрясенно дернулся и выпустил руку пациента. С губ Тилара сорвался тихий стон, хотя в нем звучало скорее удовольствие, чем боль.

Сияние вскоре пропало, а перерезанные связки, края кожи и мышцы стянулись, как сырая глина. Через миг рана закрылась даже без намека на шрам.

— Второе запястье, — скомандовала Катрин.

Палтри зачерпнул еще мази, уже без колебаний. В его глазах светилось профессиональное любопытство. Преступник или нет, несмотря ни на что, он оставался лекарем.

— Впечатляет, правда? — спросил Роггер, пока второе запястье затягивалось на глазах. — Милость в его крови может защитить от многого. Но даже она не восстановит саму кровь, которую он потерял.

— Благословенный кровяной корень, — выпрямляясь, откликнулся Геррод. Он со вниманием следил за чудесным исцелением. — Его целебная Милость напоит костный мозг и поможет новому гумору наполнить сердце и вены.

Палтри кивнул:

— Но только он…

Острием меча Яэллин предложил ему помолчать. Лекарь все понял. Он подошел к шкафчику, приподнял хрустальную крышку одной из стоявших там банок и вытряхнул несколько сушеных стеблей в стеклянную ступку.

— Откуда этот корень? — спросил Яэллин.

Палтри тем временем начал толочь стебли стеклянным пестиком. Над ступкой поднялось бледное голубоватое сияние, которое сопровождали запахи меди и мяты.

— Из сада Чризма. Я сам его собирал в тени священного мирра.

Яэллин тыльной стороной ладони сбил со стола ступку. Она ударилась о стену и разбилась.

— В чем дело? — нахмурилась Катрин.

— Корень может быть испорчен, как и само дерево. Не думаю, что будет мудро опробовать его на богоубийце.

Яэллин уже успел вкратце поведать о лорде Чризме и их бегстве. Катрин взмахом руки приказала лекарю остановиться.

— Ладно, — проворчал тот. — У меня есть более старый корень из Девятой земли. Это достаточно далеко от сада Чризма?

— Принеси, — приказал Яэллин. — И поторопись.

Пока лекарь снова принялся за работу, на сей раз над маленькими, сильно усохшими кореньями, Яэллин объяснил:

— Все гораздо хуже, чем мы подозревали. Даже мой отец не сознавал размеров опасности, грозящей Мириллии.

— Пожалуй, всем нам нужно поделиться тем, что мы знаем, — присоединился к разговору Геррод. — Иначе мы до конца не поймем, что же происходит. Кто начнет?

Катрин кивком указала на Яэллина.

— Думаю, что его история начинается раньше других.

Яэллин вздохнул.

— Да, ее корни уходят во времена до нашего рождения. Но то, что известно мне лично, началось двенадцать лет назад.

— Что именно?

— В Ташижан для встречи с моим отцом втайне прибыл посол из окраинных земель. Он привез просьбу о помощи.

— От кого? — спросил Геррод.

— От одного из бродячих богов, что скитаются по ничейной земле.

— Бродячий бог?! — встрепенулась Катрин.

Боги окраин мало чем отличались от бешеного зверья, что бросается на всякого, кто попадется им на пути. Немногие уцелели после встречи с ними. Орден рыцарей теней и был основан затем, чтобы охранять границы от этих бродяг. С какой же стати тогда один из них вздумал искать помощи у врага?

Внимательно слушая, Катрин не прекращала наблюдать за лекарем. Тот закончил растирать корни и залил их водой. Затем Эйлан помогла ему приподнять раненого, и лекарь вылил содержимое чаши ему в рот.

Половина лекарства пролилась на подбородок и грудь. Эйлан снова опустила его на кровать.

Катрин присела на край койки.

Яэллин умолк. Все наблюдали за раненым.

— Я больше ничем помочь не могу, — заявил Палтри, когда эликсир не возымел никакого действия. — Нужно доставить раненого в лекарский квартал на Булыжном берегу. Там держат осененных свиней для переливания крови.

Катрин наблюдала, как поднимается и опускается грудь Тилара. Вроде бы он начал дышать глубже? Или она видит то, чего желает ее сердце?

— Продолжай, мы слушаем, — предложил Геррод, оборачиваясь к Яэллину.

Тот согласно кивнул:

— Итак, посол пробрался в покои отца и принес тревожные новости.

Все придвинулись поближе к рассказчику. Даже две девочки в углу с интересом слушали его.

— Кстати, послом бродячего бога был один из виров. — Яэллин кивнул в сторону Эйлан. — Только виры отваживаются контактировать с бродягами. Посол сообщил отцу тайну, которую хранили почти тысячелетие. Тайну, известную лишь бродягам. В отличие от наших богов, что привязаны к земле и не могут оставить свои царства, бродячие ведут кочевой образ жизни. Именно отсутствие корней и приводит их в конце концов к безумию. Милость сжигает их изнутри, для нее не находится выхода. Отсутствие земли, где Милость обретает дом, сводит их с ума.

Катрин кивнула, не отрывая глаз от Тилара.

— Но так случилось, что бродяги хранили секрет, о котором никто в Мириллии и не подозревал. Свободно передвигающиеся боги мужского и женского полов рожали детей.

Катрин бросила недоверчивый взгляд на рассказчика:

— Это невозможно. Милость сжигает семя в женском лоне.

Яэллин покачал головой:

— При совокуплении богов со смертными — да. Но не у двух богов. Их дети порой выживают, хотя очень редко. Двое-трое в тысячелетие. Последний такой ребенок родился четыре сотни лет назад. Но своих детей боги всегда убивали при рождении — сперва от страха, а потом из зависти.

— Из зависти? — удивленно переспросил Роггер.

— Они рождались уже после Размежевания, поэтому не прошли через него. И рождались более чистыми, чем их родители. Они — создания из плоти и крови, но в то же время несли в себе то, что все другие боги утратили в эфире и наэфире. В каком-то роде они более полноценны.