Григорий ПАНАСЕНКО - ЭДЕМ-2160

— Да, скоро я отправляюсь в Старую Руссу, а потом в Новосибирск, – Эйнджил щелчком сбил пылинку с брюк и добавил. – Я еду не один.

Патрисия с удивлением посмотрела на него.

— Пат, выходи за меня замуж, – неожиданно для себя и для нее сказал он.

Патрисия кивнула.

Скорый поезд "Барселона-Бирмингем" тонкой змеей извивался среди Пиренейских гор, оставляя позади солнечный испанский берег, золотые пляжи и тепло Средиземного моря. Впереди его ждали промозглые туманы и меловые холмы Северной Англии. На самых вершинах гор лежал не таявший снег, местами его белые языки сползали на перевалы. В последний раз изогнувшись дугой вдоль ложа безымянной горной речушки, поезд нырнул в бесконечный тоннель, чтобы вынырнуть из него уже по ту сторону хребта – во Франции.

Марту не волновали альпийские пейзажи за окном. Все ее мысли были сосредоточены на переживаниях последних недель. С момента развода уже прошло больше месяца. Эйнджил, семья – все это казалось далеким дурным сном, который вот-вот забудется после пробуждения. Осталась только тяжелая боль, гнездящаяся где-то в глубине. У нее отняли ее ребенка. Ей не дали почувствовать себя матерью. Они убили ее ребенка. Боль черной волной колыхнулась, подступая к горлу, но слез не было – она их выплакала уже давно. Осталась только ярость.

И все же они просчитались. Ведь ей ничего не стоит завести еще одного ребенка. То-то удивился бы Саймон, узнав, что ее будущий сын имеет "золотой статус". Марта с нежностью погладила живот, где спрятался еще такой маленький и беззащитный комочек.

Последние полторы недели она провела в военном лагере антиевгенистов, где инструктор учил их тактике правильного ведения уличных боев. Вместе с другими Марта училась строить баррикады, минировать здания и люки коммуникаций, делать гранаты и зажигательную смесь, стрелять из автомата и пистолета. Как лучшего бойца, Марту и еще нескольких боевиков отправили с заданием в Бирмингем, Ковентри и Ноттингем, где по слухам готовилась крупная акция активистов антиевгенического движения. Марте предстояло сформировать свою бригаду.

Ей дали план разбивки временного лагеря и научили способам маскировки. Работа предстояла трудная, но Марта не думала об этом: ради будущего ее сына, ради того, чтобы он никогда не испытал того, что довелось пережить ей самой, Марта была готова растерзать голыми руками всякого, кто посмел бы стать на ее пути. Ее сын должен и будет жить лучше ее. Он заслужил это. И она тоже заслужила.

Плафоны погасли и за окном забрезжил слабенький свет, через минуту сменившийся серым днем в долине Гаронны.

— Здравствуй, сынок. Давно ты уже не заглядывал, совсем забыл стариков, – отец обнял Саймона.

Мать украдкой вытерла глаза. Саймон почувствовал, как отец навалился на него всем весом: ему было тяжело стоять.

— Что с тобой? Ты совсем высох, – Саймон бережно отстранил отца и проводил до кресла.

— Ничего особенного. Просто устал.

— У него сердце больное. Месяц назад из больницы выписали, – мать выглянула из кухни.

— Не болтай ерунды, – раздраженно перебил Герберт Мёрфи.

— Ну, рассказывайте, что случилось, – Саймон посмотрел на родителей.

— Инфаркт у меня был, – неохотно пояснил отец.

— Но почему не сообщили? – обиженно спросил Саймон.

— Мы решили не волновать тебя. Все равно врач сказал, что ничего серьезного, – виновато оправдалась мать.

— Ладно, хватит глупостей. Пойдемте лучше ужинать, – Герберт Мерфи тяжело поднялся с кресла и, обхватив сына, потянул его на кухню.

Оттуда уже доносился уютный запах домашней снеди.

За ужином Саймон отделывался односложными ответами, и только когда на столе появились пирог и чай с вишневым джемом, он чуть-чуть расслабился – его охватило острое чувство детства: он снова показался себе маленьким мальчиком, который ждет рождественского подарка. А за окном бессильно завывает злая Снежная Королева. В доме жарко натоплено, и ей ни за что не пробиться сюда.

— Как твои дела на работе, – отец подул на чай и отхлебнул кипятку.

Саймон молча взял сочащийся джемом кусок пирога и расплывчато ответил:

— Да вот, возможно повысят.

— Ну, а сейчас как? Чем занимаешься?

— Все также: отсеиваю, просеиваю и проверяю, – Саймон криво улыбнулся.

Отец промолчал, а мать занялась посудомоечной машиной.

— А как Джулия? Не болеет?

— Да нет, они сейчас отдыхают в России.

— Вы что, поссорились? – подозрительно спросила мать.

— Нет, – абсолютно искренне ответил Саймон. – Просто у меня были дела, и я вернусь за ними попозже.

— Хоть бы с Петером приехал, – укоризненно покачал головой отец. – А то ни от тебя, ни от Элоизы вечно не дождешься ответа.

— Кстати, а как она? – поспешил поменять тему Саймон.

— Да вот уже пол года как в Америке. И ни одной вести от нее. Даже адреса не знаем, – мать сокрушенно сгорбилась.

— Как Петер учится? – снова спросил отец.

— Отлично! Может даже досрочно закончит колледж, – Саймон принялся разглаживать складки на скатерти. – Летом мы обязательно приедем все вместе.

Отец промолчал.

— Я слышала, Энди с Мартой ждут третьего ребенка, – неожиданно сказала мать.

— Они развелись, – резко бросил Саймон.

Фраза камнем упала в тишину кухни.

— Жаль, – сказала мать, – они были хорошей парой.

— Я всегда говорил, что у них ничего не выйдет, – возразил отец. – Они слишком чужие друг другу.

В его голосе зазвучали сварливые нотки.

— Не стоит, папа, – мягко попросил Саймон.

— Ты уж извини нас, сынок, – мать замялась, – мы вот все хотели спросить. Там у вас все время идут постоянные бунты. Мы даже тебя по видеоканалу видели. Ты уж осторожней там, – и она положила ему на руку свою ладонь.

— Не волнуйся мама, это все ерунда. Ничего серьезного. И потом... – Саймон запнулся.

— И что потом, – насторожился отец.

— Ничего особенного, – Саймон поспешил к плите поставить чайник.

Уже ближе к вечеру, когда Саймон ложился спать, отец заглянул в его комнату, бывшую когда-то детской, и, прислонившись к косяку, долгим взглядом посмотрел на сына.

— Ты что-то хотел спросить, папа? – Саймон встал и подошел к нему.

— Ты хочешь бросить работу, – почти утвердительно сказал отец.

Саймон молча обнял его, подошел к кровати и лег, отвернувшись к стене. Также молча, Герберт Мерфи постоял минуту и вышел, тихо закрыв дверь.

Саймон проснулся резко, почти без перехода в ту полуявь-полусон, когда еще не понимаешь, что ты уже не спишь. От сна у него осталось острое чувство потери, которую он так и не смог найти. Желтый от уличных фонарей потолок комнаты оттенялся густым мраком по углам. За дверью крадучись кто-то прошел. Саймон услышал тихий плач. Он вышел в слабо освещенный коридор и постучал в комнату родителей. Не дождавшись ответа, он толкнул дверь.