Элеонора Раткевич - Время золота, время серебра

— Плачьте, Бет, — сквозь стиснутые зубы произнес Джеральд. — Плачьте, сколько слезы идут. Невыплаканными слезами и захлебнуться можно. Насмерть. Ну же!

Бет не надо было уговаривать — ее и так трясло от рыданий. Она не могла сказать, сколько они вдвоем простояли, покуда она сумела, наконец, вздохнуть свободно.

— Легче стало? — странно далеким голосом спросил король.

Бет кивнула.

— Спасибо, Ваше Величество, — прошептала она. — Вы хороший друг.

Ей даже в голову не пришло, что она сказала глупость, да притом дерзкую — ну разве королям такое говорят? Оказывается, говорят, и это совсем даже не глупо. Ее невозможные слова прозвучали как единственно правильные.

— Вы тоже, — очень серьезно произнес Джеральд.

Бет показалось, что она ослышалась. Она подняла голову и взглянула на него. По лицу Джеральда тоже катились слезы — нечастые, тяжелые.

— Первый раз за этот год я смог… — он перевел дыхание. — Спасибо, Бет.

Он говорил правду, это Бет поняла сразу — по выражению его лица, Джеральд и в самом деле в первый раз смог оплакать свою потерю.

— Скажите… — тихо произнесла Бет. — Джей… как он умер?

— Как и жил — не думая о себе, — хрипло ответил Джеральд. — Он дал Олбарии мир… самый лучший мир, какой только можно купить за кровь.

— Вы не хотите говорить, — промолвила Бет. — Гонец тоже не сказал. Это было очень страшно, да?

Король ответил не сразу.

— Да, — произнес он наконец. — Вы правы, Бет. Наверное, вам и в самом деле надо это знать.

Он рассказывал отрывисто, коротко, с милосердной сухостью, стараясь избавить ее от самых жутких подробностей, — но она все равно вживе ощущала, какой жаркой была стиснутая от боли рука Джея — и как она медленно холодела в руке Джеральда… Бет невольно опустила глаза, словно думая увидеть на его пальцах синяки, оставленные этой предсмертной хваткой, — наверняка они не могли полностью сойти за неделю, минувшую после похорон! — но пальцы короля были скрыты темно-зелеными замшевыми перчатками.

— Роберту не говорите, — попросила она, когда Джеральд замолчал. — Ему будет тяжело.

Король невесело усмехнулся. Затянутая в зеленую замшу рука коснулась пальцев Бет и приподняла — но Джеральд не прикоснулся к ним губами, а крепко пожал девушке руку.

И тут раздался быстрый перестук каблучков, и в часовню ворвалась леди Элис. Лицо ее было аккуратно подкрашено, волосы уложены тщательно и прихотливо, отороченная мехом накидка кокетливо сколота рубиновой пряжкой на плече.

— Так вот ты где! — прошипела леди Элис. — Мерзкая девчонка! Да как ты посмела изводить Его Величество своей назойливостью!

Бет уставилась на мать беспомощным взглядом — как всегда, когда рот леди Элис говорил одно, а лицо совсем другое. "Как ты посмела занять мое место, мерзавка! — вот что говорило без слов пылающее от негодования лицо матери. — Как ты посмела опередить меня! Это я, я, я должна была утешать Его Величество — я, и никто другой! Женщине, которой удастся утешить короля в его скорби, перепадет невиданная удача — и этой женщиной должна быть только я… а ты что здесь делаешь, паршивка?!" Эта безмолвная речь была для Бет абсолютно внятной, и она вздрогнула от стыда — а вдруг Джеральд тоже поймет…

Судя по всему, он понял.

— Леди Элис, — велел король голосом, сдавленным от гадливости, — подите вон!

День выдался длинный и утомительный, но Джеральда, невзирая на поздний час, не клонило в сон. Напротив, веки упрямо распахивались сами собой, стоило ему только подумать о том, чтобы уснуть. Одно счастье, что Лэннион всегда был полуночником, и у Джеральда нет никакой надобности сидеть наедине со своими мыслями, прислушиваясь к ночному дыханию уснувшего замка. Бессонную ночь лучше скоротать за беседой и кубком вина — глядишь, кутру дремота все-таки сменит гнев на милость и oceнит собой отяжелевшие за ночь веки.

— Я передумал, Лэннион, — сообщил Джеральд, задумчиво глядя на темное вино в своем кубке. — Мы уедем завтра же. Посвящать Роберта в рыцари я буду не здесь, а в столице.

Лэннион вопросительно взглянул на короля.

— Я зря рассчитывал быстро отделаться. Приготовления к церемонии займут дня два, не меньше, — морщась, пояснил Джеральд. — И это в лучшем случае. Столько я просто не выдержу.

— Вы же сами говорили, что лорд Роберт не сможет ехать верхом, — напомнил Лэннион.

— Зато в повозке сможет, — возразил Джеральд. — Тем более что повозку все равно придется закладывать. Уж кто навряд ли сумеет проделать дорогу до столицы верхом, так это леди Бет.

Лэннион с удивлением воззрился на короля, но промолчал.

— Лэннион, нельзя же оставить девочку на растерзание этой гарпии! — воскликнул Джеральд. — Это преступление… а то и что похуже.

— Ваша правда, сир, — признал Лэннион. — Вот только леди Бет в рыцари посвящать никто не собирается — под каким предлогом вы мыслите ее увезти? И как вы помешаете леди Элис увязаться за детьми?

— Очень просто, — отмахнулся Джеральд. — Это ведь только в сказках короли — дураки.

Лэннион приподнял брови.

— Ладно, не только в сказках, — уступил Джеральд. — Но я-то, смею надеяться, не самый большой дурак среди королей.

— Не самый, — флегматично подтвердил Лэннион, рассеянно изучая содержимое своего кубка.

Джеральд расхохотался.

— Вот и подумайте — неужели у меня не хватит ума отыскать в Эйнсли лекаря, который подтвердит, что воздух столицы необходим для здоровья леди Бет — и совершенно пагубен для… цвета лица леди Элис.

На сей раз расхохотался Лэннион.

— Жуткая женщина! — с чувством — и никак уж не тем, которое доставило бы удовольствие Элис де Бофорт — произнес король. — Все время шипит, как сырые дрова в огне.

— Уж такая у нее манера разговаривать, — заметил Лэннион.

— Манера! — усмехнулся Джеральд. — Знаете, что мне напоминает эта ее манера? Мою первую кампанию против Ледгунда. Еще в бытность мою оруженосцем.

— Разве леди Эйнсли похожа на ледгундцев? — поинтересовался Лэннион.

— Да не на ледгундцев, а… помните, как наш обоз отбили и с едой было скверно? — Дождавшись кивка Лэнниона, Джеральд продолжил: — Достался мне тогда сухарь — страшный-престрашный, затхлый, как пятки покойника, весь плесенью траченный… а что поделаешь, если другого нет? Страдал я, страдал над сухарем этим, а потом все-таки откусил… а в нем, оказалось, муравьи так и кишели… — Джеральда передернуло. — Что со мной сделалось… Лэннион, вы даже представить себе не можете!

— Ну а зачем мне представлять, — возразил Лэннион, — то, что я и так вижу? Вы совершенно правы, сир, — что с леди Элис беседовать, что полный рот такой плеснелой ползучей дряни откусить… разницы никакой.

— Как сказать, — раздумчиво примолвил Джеральд. — Тогда терпения у меня было все же поменьше.