Юрий Хабибулин - Хабибулин Юрий

У меня почему-то защипало в глазах, и я на секунду отвернулся.

Как мало иногда нужно сделать, чтобы снять, "разрулить" какую-то, кажущуюся совершенно неразрешимой проблему. Которая, при ближайшем и непредвзятом рассмотрении, оказывается проще пареной репы. Было бы желание спокойно и терпеливо разобраться. Особенно, когда сложности с самыми близкими тебе людьми.

Отцы и дети… на деле-то, оказывается вопрос… надуманный. Часто трудности возникают из-за невнимательности одних или "упёртости" других…

В нежелании чем-то поступиться, пойти навстречу, искать новые подходы.

И почему очень простые и ясные вещи должен обязательно громко сказать кто-то посторонний, чтобы заблудившийся где-то в им самим выдуманном мире, человек, прислушался и попытался взглянуть на себя и пространство вокруг по-новому, снять с глаз искусственную пелену, как кривое зеркало, искажающее жизнь и смысл поступков?

Аллочка ушла. Дай Бог, чтобы у неё всё было хорошо. И с родителями, и с новым знакомым.

А мне надо позвонить Маршавину.

Я набрал его номер по сотовому

— Здравствуйте, Игорь Леонидович! Таранов беспокоит. Есть какие-нибудь новости?

— Есть, Сергей, есть. Завтра подъезжай ко мне в офис, лучше с утра. Надо пообщаться.

— Хорошо, буду обязательно!

Ну вот, кажется, что-то сдвинулось. Надеюсь, у профессора добрые вести. Но на сердце у меня почему-то стало тревожно…

Назавтра плохие предчувствия подтвердились.

Когда я заехал во время перерыва в офис "белого мага", Маршавин, включив, как обычно, "шумелку", сочувственно спросил

— Тебе с плохих новостей начинать или с хороших?

— Давайте сначала плохие.

— Ну, ладно. Слушай тогда неприятное. Лемешева, наконец, получила заключение экспертизы по катане. Оказалось, Халин был убит именно этим оружием. Так что, катана теперь официально приобщается к делу об убийстве, а ты становишься свидетелем.

Поезжай сначала к Лемешевой, вот тебе адрес и телефон, поговори, напиши объяснительную, как у тебя эта катана оказалась и почему ты её так поздно сдал в милицию и не написал заявление о нападении на тебя. Ну, она там сама всё объяснит, что надо сделать. Потом, по вызову, явишься к следователю, ведущему дело, для дачи показаний. Это, как ни крути, необходимо.

— Я понимаю. Раз уж так повернулось, значит, придётся делать всё, что официально требуется по закону. Вот Петухов-то обрадуется новым обстоятельствам дела.

— Пусть чуть порадуется человек, раз у него других развлечений нет, — Игорь Леонидович грустно вздохнул, — Анна подтвердит, что ты сам отдал эту саблю на экспертизу при куче свидетелей. Да и я буду держать это дело на контроле, чтобы у следователя не появилось соблазна снова попрессинговать тебя в камере, как он это уже делал. Позвоню кое-кому…

— Ладно, я переживу. А какие хорошие новости?

— А вот и хорошие новости, — профессор вытащил из ящика и бросил на стол пачку фотографий, — получены снимки высокого разрешения со спутника. Здесь вся Белгородская область. Есть частично и Курская. Эти распечатки для общей ориентации, а сами графические файлы, записи сигналов и данные у меня в компьютере. Как будем искать корабль мракосов?

— Это подходящие программы для анализа данных, — я написал на бумажке пару названий, — а вот это приблизительный состав покрытия корпуса корабля, и, соответственно, спектр отражённых от него сигналов, видимых нашим радиотелескопам и спутниковым регистраторам. Надо попробовать вычислить географические точки с наибольшим совпадением отражённого и заданного спектров.

— Сделаем, — Маршавин забрал бумажку, — я найду, кто этим займётся.

— Ну, тогда всё? Я поехал к Лемешевой.

— Одну минутку, — остановил меня профессор, — скажи мне по секрету, Сергей, очень уж любопытно, какие возможности эндорфов ты приобрёл? С чем уже разобрался?

Я улыбнулся, ещё бы не спросить такое! И мне, будь я на месте Маршавина, было бы жутко интересно. Но говорить надо о том, что уже проверено, осмыслено, принято умом и телом, поэтому не следует рассказывать всё подряд, захлёбываясь от восторга. Я не эндорф, поэтому не все закачанные в меня способности, навыки и умения инопланетной цивилизации, могут "работать". У нас с эндорфами несколько разные организмы, физиология и устройство мозгов. Не зря же хен-хай пришлось в спешке "перенастраивать" под землянина.

— Да вы знаете, Игорь Леонидович, из того, что точно работает и мною проверено — это телекинез, как у вас, и гипновнушение или телепатический посыл. С остальным разбираться надо, пробовать, тренироваться.

— Телекинез? А какую массу можешь двигать?

— Попробовал кузов старых "Жигулей" поднять и перенести на несколько метров. Получилось без напряга.

— Интересно! Говоришь, твой организм перед загрузкой данных, "хен-хай" полностью "вычистил"? На генном уровне?

— Да, так я понял. По сообщениям на дисплее того виртуального пульта, как при установке компьютерной программы.

Профессор замолчал на несколько секунд, потёр бровь и медленно выговорил

— Есть у меня такое, въевшееся в печёнку убеждение, если помнишь, я и на лекции об этом говорил, что чистые, здоровые телом и душой люди, имеют от рождения или постепенно приобретают некие необычные, вроде бы, сверхъестественные способности. В частности, вот этот самый телекинез, развитую интуицию, повышенную энергетику тела, силу мысли, возможность видеть ауру живых существ, лечить её, и многое другое. То, что я называю "найти в себе чашу Грааля".

— Ну, а как же мракосы?

Игорь Леонидович смутился

— Я пока не знаю, что собой представляют мракосы. Какие они? К чему стремятся? Что для них высшие ценности? Да и по аналогии со старинными сказками — есть ведь добрые волшебники, а есть — злые. Почему они злые, то отдельный вопрос. Разбираться надо. Вот поймаем первого мракоса, будем его изучать, — профессор прищурился, — я ещё не забыл, как мы с Тимохиным как-то под Берлином фрицев допрашивали. Особо не миндальничали. Война заканчивалась, и речь шла о том, сколько жизней наших ребят удастся спасти к Победе, которая была не за горами. Так что, "кололи" немцев по полной программе. Всё вытряхивали.

Видимо, заметив немой вопрос у меня в глазах, профессор добавил

— Нет, они, конечно, все живые и здоровые остались. Люди всё-таки. Потом у нас, в Союзе, как военнопленные, три года отпахали, восстанавливали, что разрушили. Ответили за легковерие своему бесноватому фюреру.

Ладно, хватит о грустном! — Маршавин хлопнул ладонью по пачке бумаг на столешнице, — давай выпьем моего чайку с печеньем от Инны Владимировны, и езжай к Ане. Добро?

— С удовольствием!

Выпили по чашке фирменного профессорского чая с печеньем и я, предварительно позвонив, отправился к Лемешевой.