Феликс Крес - Громбелардская легенда

Большинство полагало (без каких-либо на то оснований), что бессмертные кони, рожденные в Дурном краю, — это какие-то огненные жеребцы небывалой красоты, и к тому же обязательно вороные. Трудно сказать, откуда взялось это ошибочное мнение. Бессмертным был любой конь, зачатый и рожденный в Дурном краю. Однако короля гор не слишком заботило развенчание предрассудков о вороных жеребцах… да и прочих сказок. «Бессмертного» коня можно было убить, однако даже самые тяжкие раны, нанесенные этому животному, если только не приводили к немедленной гибели, заживали легко и быстро, а кроме того, бессмертные кони могли обходиться без еды и даже без воздуха. Только и всего.

Здесь, на тракте между Рахгаром и Громбом, похоже, должна была состояться некая встреча гигантов. Рослый всадник остановил своего могучего коня, глядя на дорогу, на которой как раз появилась пружинистая, сливающаяся с дождем фигура кота-гадба, о котором каждый громбелардец сразу же сказал бы, что это самый крупный кот из всех, кого видели Тяжелые горы.

— Рбит, — спокойно сказал король гор, соскакивая с коня, — ты не мог послать Ранера?

Кот поднял лапу в ночном приветствии.

— Глорм, друг мой, — произнес он низким, мурлыкающим голосом, — если бы я мог, то послал бы. Ранер лежит избитый.

Разбойник нахмурился.

— Какие-то проблемы?

— Никаких. Играл в кости и выиграл.

— Дурак…

— Дурак. Я хотел, чтобы ты мне оставил Делена.

— Делен был мне нужен. Впрочем, он тоже нарвался бы на неприятности. Соблазнил бы всех женщин в Громбе.

— Но не дал бы себя побить.

— Это верно.

Вместе они двинулись дальше. Разбойник не беспокоился за оставленного коня, словно зная, что может ему доверять. И в самом деле, конь поднял горбоносую голову, посмотрел вслед удаляющейся паре, а потом пошел следом за ними.

— Я сто раз тебе говорил, — сказал Рбит, — что ты чересчур любишь покрасоваться. Хватит одного твоего роста. Вся эта оружейная лавка привлекает лишнее внимание, а уж этот твой вертел…

— Я сто раз тебе говорил, что это тарсан, — ответил разбойник, останавливаясь. — И нечего насмехаться над моим оружием. Хватит коня, над которым все смеются. Ни один легионер никогда не поверит, что так выглядит знаменитый Гальватор короля гор. На тракте я всегда обвешиваюсь оружием, и ты прекрасно знаешь почему. Кстати, сегодня утром я наткнулся на патруль.

— И что?

— Естественно, они обратили на меня внимание. Они спросили, кто я, — я ответил. Они рассмеялись и поехали дальше. Рбит, пойми наконец, что человек — это не кот. Легионер поверит во все, что угодно, только не в то, что Басергор-Крагдоб ездит по тракту с тарсаном на боку и называет свое прозвище каждому, кто о том спросит.

— Ладно. Но в Громбе ты это оружие спрячешь?

— Ясное дело.

Некоторое время они шли молча.

— А теперь, Рбит, — что слышно в столице?

— Много чего. Прежде всего, мы могли и не договариваться о встрече на тракте. Ты легко бы нас нашел.

— У Лошадника?

— Именно. Он выздоровел.

— Это хорошо.

— Ранер залижет раны через день-два, — продолжал Рбит. — Арма спит с двумя сотниками. Ты бы ее не узнал… Этой девушке нужно платье, Глорм. И драгоценности.

— Я что, запрещаю ей ходить по горам в платье? А драгоценностями я могу ее снабдить… если ей мало своих.

— Терпеть не могу, когда ты так говоришь об Арме, Глорм. Кто еще любил тебя так, как она?

— Меня любят многие женщины, Рбит. И ненавидит множество мужчин. Меня что, должно все это волновать? Опять старая тема. Я думал, она уже исчерпана…

Кот остановился и сел, положив хвост в лужу.

— Хорошо, — промурлыкал он. — Похоже, не трибунал и не старейшины цехов теперь важнее всего… Что случилось, Глорм? Мы обменялись лишь несколькими словами, и из них половина — твои сетования. Ты что, намерен постоянно мне выговаривать?

Разбойник покачал головой, потом присел и, сплетя пальцы, оперся локтями о бедра.

— Ты прав, ясное дело… Не обижайся, Рбит. Уже несколько дней что-то меня мучает… какое-то предчувствие. Одно из тех, что порой у нас бывает. Так было, когда Рабисал убил Аяну. И тогда, в Лонде, помнишь? Насколько я знаю, ты тоже что-то чувствовал, тогда, на перевале Туманов… Может быть, это из-за Пера?.. Мое не столь капризно, как твое, но… Что-то скверное творится.

— Потому и эти жалобы?

— Потому, Рбит. Должен признаться, я и в самом деле не в настроении. Извини, если обидел.

— Я уже привык, — сказал кот, с выражением, которое на человеческом лице выглядело бы кривой усмешкой. — Ладно, друг мой. Если мы хотим заночевать под крышей — нужно идти.

Лошадник пользовался в Громбе большим уважением. Он лечил лошадей. Некое тайное, неизвестно откуда происходящее знание позволяло ему распознавать лошадиные недомогания. У него было множество всевозможных мазей и микстур, он применял припарки и сотни разных удивительных процедур — чем более странными они были, тем большее уважение к нему внушали. По слухам, он вылечил немало коней. Глорм не сомневался, что так оно и было, однако к своему Гальватору скорее подпустил бы мясника, чем Лошадника.

Недавно Лошадник заболел. К счастью, он выздоровел, возможно, с помощью собственных же снадобий. Раз они могли поставить на ноги лошадь, то почему бы и не самого Лошадника?

Рбит, однако, был полностью согласен с Глормом в том, что, скорее всего, причиной болезни стали вонючие испарения этих самых снадобий.

Лошадник был небогатым, трудолюбивым человеком, у которого не имелось ничего, кроме небольшой хижины в предместье. Одевался он скромно, отчасти как мелкий торговец, отчасти как ремесленник. Мало кто знал, что двухэтажный дом, расположенный, правда, довольно далеко от рынка в Громбе, тоже принадлежит бедному Лошаднику. Бедный Лошадник, с помощью своей бедной матери, жившей в этом доме, брал неслыханную плату с тех, кто снимал там комнаты, — вполне, однако, разумную, чтобы наниматели не померли с голоду или же не пошли куда глаза глядят, лишь бы подальше от дома Лошадника.

На втором этаже этого дома никто не жил. Эти комнаты, к которым вела узкая лестница, всегда ждали особых гостей. Такова была дань, которую платил Лошадник королю Тяжелых гор.

Не считая пары десятков никчемных тройных золотых слитков в год…

Хозяин дома лично обслуживал своих гостей, подавая на стол все новые блюда и напитки. Никто не узнал бы в этом энергичном, хорошо одетом человеке лошадиного знахаря из предместья. Он иначе разговаривал, иначе двигался, и на нем не было шапочки, обычно скрывавшей удивительно густые, тронутые благородной сединой волосы.

Глорм ел и пил в меру своего роста; Рбит — в меру своего рассудка.

— Итак, — сказал король гор, расстегивая пояс и с некоторым сожалением глядя на остатки ужина, — повтори еще раз самое главное, Рбит. Я не слушал, поскольку был занят едой.