Пётр Вереницын - Алхимик

— О да, я сохраню ее, на память, конечно. Жаль, мы больше не встретимся.

Ну да, к золотым монетам привыкают быстро, приятель.

— Может еще и встретимся, после моего домашнего ареста.

— Вас накажут домашним арестом? — к Мерну стремительно вернулась негодующая зависть.

— Да, и это такая скука! Почти такая-же, как занятия в Школе!

— Послушайте, Мерн, расскажите, что-нибудь интересное, прошу дружище. Вот я въехал в Корот, во главе каравана рыбы и внезапно, меня потрясло открытие, откуда, летом может взяться лёд? Это просто чудо! Мерн, где Вы берете лёд?

— Вы… Вы не знаете, что лёд привозят с Таквийских гор?

Я же богатый бездельник, чувак, вспомни мою легенду!

— Мерн, не шутите так со мной, лёд не может сохраниться летом. Да и чем горы могут защитить лед от жары? Не насмехайтесь Мерн, я хорошо помню обиды!

Похоже, таких откровений, от просвещенного механикуса, он не ожидал, а стремительный переход к благородным обидам, cподвигнул его к оправданиям:

— Убедитесь сами, привезенный лед спускают в подвал холодных складов и Вы можете поговорить с мастером, цеха холода — Таканом.

— Хорошо, Мерн, я проверю — веди!

Мерна проняло очередное потрясение — он убедился, что богатые господа понятия не имеют, что такое рабочий день, а я конкретно — о том, что Мерн тут работает, а не правит феодом. Округлившимися глазами, он уставился на мое благородно-глупое лицо, и, с тоской отбросил мысль что-то объяснить:

— Позвольте, я пошлю с Вами магистратского прислужника — мальчишку, сегодня у меня неважно со здоровьем и сопровождать Вас лично у меня нет возможности.

— Какого-то слугу? Кто меня представит? Что обо мне подумает мастер Такан!

— Не беспокойтесь, я напишу ему записку, он меня знает!

— Только из уважения к твоему здоровью, дружище.

Как приятно насыщаться манной! Ошеломительное чувство поглощения вспоминалось вновь и вновь, пока я бездельничал, сидя на телеге, удаляющейся от Долона. Где холод, там и скоропортящийся товар, очень вкусный товар! Мне так любезно показали вершину здешней технической мысли — пару холодных помещений. Когда это мясо и рыба достигнет своих заказчиков, грянет скандал, а по моему следу, рано или поздно, устремятся ищейки.

Воздействие вида моей позеленевшей кожи, на возницу, оказалось просто феерическим — так быстро он рванул, когда я убрался с телеги. Кажется, он на ходу шарил одной рукой в деревянном ящичке, в котором хранился ядреный чеснок, которым он сдабривал все свои «бутерброды», на привалах.

— Ясно, здесь, как и везде, разумные панически боятся эпидемий.

Не зря я потратил столько времени на подбор хороших ориентиров! Иначе, мой бесценный орихалк и божественные подарки Арагорна, достались бы жадным археологам будущего.

Доработал в конструктах шара и планера крепления, для собравшегося у меня имущества, проверил трансформацию «туда и обратно». Не спеша поел, из собранной Лереей корзинки, и завалился спать в уже осыпавшемся окопе на вершине холма.

Курс на Готан! Трансформер имел решительное превосходство над обоими видами транспорта, в отдельности. Сначала — подъем на большую высоту, за слой облаков, затем планирование, длительное скольжение, с постепенной потерей высоты и редкими подъемами на восходящих потоках тёплого воздуха. Ориентировался по Солнцу — важным было выдержать общее направление. Пробив облака, следовало искать посадочную площадку и готовить ночлег или новый взлёт — к сожалению, дождаться достаточного нагрева воздуха можно было только на земле, солнечным днём.

Ясной, солнечной погоды, хватило только на два дня пути. Проклятие авиации — нелётная погода, впрочем, следовало раздобыть как магической, так и обычной еды. Навьючившись обоими сумками, и флягой, я с сожалением спрятал опустевшую корзинку в дупло дерева.

Воздушная разведка, даже такая примитивная, как у меня — великая вещь, благодаря ей я довольно быстро выбрался на колею дороги, изрядно поросшую подорожником. Зачит, телеги ездили по это дороге редко.

— Блин, придется отказаться от варианта с наблюдением из секрета.

Подбросив монету, выбрал направление и продолжил «божественный квест» пешкодралом.

Случись рядом слон, от зависти сдохнет он, я мысленно каламбурил, вслушиваясь «гигантским ухом» в «вечерний звон» деревни. Деревня звенела хорошо, пьяно горланя похабные песни, на множество голосов. К сожалению, не несущих мне полезных битов информации. Пришлось вывести орихалк в сферу покоя и упаковать в алхимическую сумку, а затем обустраиваться на ночлег, прямо на обочине дороги.

Не настолько я дурной, чтобы заявиться, в пьяный деревенский праздник. Сейчас насосутся алкогольных напитков, душевно споют, а потом душа потребует гулять «ширше». Ух, раззудись рука, размахнись плечо. Самые крепкие начнут чесать кулаки друг об друга, а «особливо» — об бошки всяких странствующих чужаков или просто инакомыслящих.

Староста деревни имел изрядное брюхо, и живой, ясный взгляд, не замутившийся вчерашней попойкой. Величать меня господином он явно не собирался, как и начинать разговор первым. Недалеко, под навесом, страдала похмельем кучка звероподобных мужиков, и в случае появления разногласий, у меня были реальные шансы стать компостом под какой-нибудь местной яблоней. Был человек или не было человека? Жизнь в глуши относительна.

— Здоровья тебе, староста — я вежливо поклонился.

— И тебе не хворать, путник. Кто таков будешь?

— Бывший студент-механикус, выгнали, теперь хожу-брожу, жизни ищу.

— Как это жизни ищещ?

— Да вот так, едет кто, я так, попутчиком пристроюсь, хоть бы он и обратно ехал, где я недавно бывал. Надеюсь, жизнь сама пристроит недоучку-механикуса. По пути медяки зарабатываю, знания собираю. Но бывали у меня и лучшие времена!

— Вижу, вижу, староста явно приметил добротные сумки и крепкую одежду, и что удивительно, не смог оторвать взглядом подметки у моих сапог. А умеешь чего?

Ясно, меня следовало пустить в дело, так или иначе.

— Так это смотря чего нужно, всякое я повидал, да не все умею, обсудить не спеша надо, а то устал я с дороги, так есть хочется, аж переночевать негде!

Гогот старосты степенно подхватили явно всё слышавшие мужики под навесом.

Крестьянской еды, я набил полное брюхо и теперь осоловело наблюдал, как во дворе деревенские парни растаскивали лавки и столы, бросая на бездельничающего меня злобные, завистливые взгляды. Работайте негры, работайте, Солнце еще высоко! Вынюхивать да выспрашивать, чего тут было, я не собирался, надо будет — сами скажут. Пока никто не рвался меня просвещать, просто поместили под негласный присмотр баб и детей.