Юлия Зонис - Дети богов

— Вот. Думал, вы захотите получить их обратно.

Иамен придвинул тетрадку к себе.

— Где вы это откопали?

— А то вы не помните? У Отто.

Я посмотрел на его пальцы и спросил:

— Перелистать для вас?

— Спасибо, не стоит.

Тут в коридоре и вправду послышались шаги, и на пороге объявился Гармовой. Дверь, кстати, за собой я запереть забыл.

— Какая сука… — начал капитан и быстро осекся, заметив начальство.

Некоторое время он на меня пялился, а затем широко и понимающе ухмыльнулся. Я встал с пола, отряхнул штаны.

— Вечерний сеанс пыток отменяется. Пойдите, огорчите своих голубков.

Я вышел из камеры вслед за капитаном, и, захлопнув за собой дверь, тщательно запер замок. Когда мы отошли дальше по коридору, капитан жизнерадостно хлопнул меня по плечу и высказался:

— А ты, фон Клаус, не такой уж лопух. Как я не додумался! Добрый коп — злой коп, это ж в прописях. Ты у нас для доброго копа самое оно.

«Когда же ты сдохнешь, скотина?!» — кажется, вслух простонал я и взбежал по лестнице. Гармовой проводил меня недоуменным взглядом.

Терпение мое лопнуло на десятый день.

Утро началось с того, что капитан, бодрый и свежий, хоть прям сейчас на смотр общевойсковых частей, подкатился ко мне с радостной, почти молитвенной улыбкой.

— Чего вам надо? — мрачно спросил я.

Я как раз собирался побриться при помощи мистического осколка зеркала и раздумывал, как бы проявить в нем свою персону.

— Есть идея.

— Горю желанием ее выслушать.

Гармовой, не обращая внимания на мой саркастический тон, продолжал:

— Помнишь то письмо? Ну, милый Генрих, милый Дитти, отсосать ли не хотите?

— Помню.

— Помнишь, там про детишек? Вот я тут и прикинул: а что, если правда труповод к деткам неравнодушен? Ну там запущенный случай педофилии, мамочка совала пальчик Ванечке, Ванечка совал мамочке и все такое?

Я с трудом, в который раз за последние дни, подавил желание избить капитана Гармового сапогами. По почкам.

— И?

— И то, что я отправил уже Серого и Рудака на улицы. Наловят они нам десятка два беспризорников, приведем мы их в нашу каморочку. Привяжем к станочку — и посмотрим тогда, как наша пташка зачирикает.

Во мне что-то лопнуло с высоким и резким звоном. Наверное, это и было терпение. Возможно, глаз мой единственный побелел от бешенства, или еще что такое приключилось, только Гармовой из ванной быстро ретировался, пятясь притом задом. Хотя, в сущности, с чего мне беситься? Волчина лишь развивает идеи начальства, как и пристало добросовестному служаке. Я обернулся и поглядел в зеркало. Отражалась в стекле какая-то серая муть, и больше ничего.

В этот день я впервые за полторы наши недели в Паданге вышел на улицу и развил лихорадочную активность. Лихорадочная моя активность поутихла уже ближе к закату. Спустившись в подвал, я отпер дверь некромантовой камеры. Иамен слабо завозился на полу.

— Вставайте, — сказал я.

Было что-то такое, наверное, в моем голосе, отчего некромант ухитрился подняться на четвереньки. Но не более. Я ухватил его за шиворот и поволок прочь из камеры, прочь из затхлого этого подземелья, прочь. Пока я тащил Иамена по лестнице, он молчал, хотя, наверное, было ему больно. В конце подъема я довольно грубо приложил искореженную ступню некроманта о ребро ступеньки, и он не выдержал.

— Ингве, а в камере нельзя было меня удавить? Или вы решили дать мне возможность напоследок полюбоваться…

Тут он глянул в окно.

— …закатным небом?

Я не ответил. Проволочив его через весь первый этаж, я вывалился на крыльцо и усадил своего пленника на ступеньку. Отомкнул наручники, вышвырнул в высокую траву у стены. И протянул Иамену ключ с болтающимся номерком.

— Что это?

— Ключ от камеры хранения на вокзале. Там найдете свою катану. Я вызвал вам такси, но оно что-то запаздывает.

Он некоторое время помолчал, переваривая информацию.

— Ключ возьмите.

Некромант попробовал сомкнуть пальцы на небольшом ключике, однако сделать это у него не вышло. Я запихнул ключ в карман его разодранных в клочья и обугленных по местам штанов. Кроме них, на Иамене ничего не было, и я, подумав, стянул рубашку и накинул ему на плечи.

Иамен поднял голову.

— Вы соображаете, что волки с вами за это сделают?

— Волки сейчас вряд ли что-то способны сделать. Я пообщался с их поставщиком, и он продал мне особо очищенный продукт. Они все в лежку лежат.

Я не стал уточнять, что заплатил ему, мягко говоря, эльфийским золотом — деньги должны были раствориться в воздухе в ближайшие два часа. Наловленных на улицах беспризорников я тоже распустил. Некоторые малыши еще пытались клянчить у меня подачку. Непробиваемый народец.

— Хорошо. В таком случае, вы соображаете, что я всех ваших волков переловлю и отправлю к их волчьим праотцам?

— И правильно сделаете.

Он попробовал улыбнуться. Учитывая, что и говорить-то он мог с трудом, улыбка вышла еще та.

— Забавный вы человек, Ингве.

— Во-первых, я не человек. Во-вторых, забавный я потому, что у меня едет крыша.

— Это я заметил.

Мы посидели на крылечке еще некоторое время, греясь в мягких лучах закатного солнца. Наконец, не глядя на меня, некромант сказал:

— Я оставил меч в царстве своего отца.

Я удивился.

— Сейчас-то вы зачем мне это говорите?

— Долг, Мастер Ингве, платежом красен. Впрочем, это не совсем честный платеж.

— Ничего вы мне не должны. Я сделал это не для вас.

— Я догадываюсь. Тем не менее… Вы твердо решили отправиться за мечом? Даже зная, куда именно придется отправляться?

Я кивнул.

— Что ж… Пожелал бы вам успеха, но сильно в этом успехе сомневаюсь.

Я почесал основательно заросший подбородок.

— А что там?

— Там…

Некромант, казалось, задумался. Потом ответил:

— Вы помните свою схватку с Червем?

Я кивнул. Откуда он узнал про Червя, спрашивать, я думаю, было бесполезно.

— Так вот представьте, что этот Червь вас проглотил. И сейчас медленно переваривает. Сначала кожу. Потом мышцы и сухожилия. Потом внутренние органы. Потом кости. А вы все это время живы. И когда он вас, казалось бы, уже переварил целиком, и вы отмучились, все начинается по новой.

Я недоверчиво хмыкнул.

— Вы что, Иамен, меня пугаете?

Он посмотрел, казалось, сочувственно — хотя выражение трудно было определить по его заплывшим синяками глазам.

— Я вас не пугаю, Ингве, а предупреждаю.

— Спасибо.

— Не за что.

Тут, гуднув, подъехало наконец такси. Я помог Иамену подняться с крыльца и устроиться на заднем сидении. Когда я уже закрывал дверцу, он придержал мою руку.

— Вот что, Ингве, — сказал он, глядя на меня снизу вверх. — Если вам там станет невыносимо, нестерпимо хреново — повторите три раза мое имя.