Юлия Зонис - Дети богов

У меня снова немилосердно болел затылок. Я лежал на спине, наполовину погрузившись в пруд. Затылок упирался в чрезвычайно твердый, выступающий из воды камень. В глаза мне пялился остоебеневший ржавый небоскат.

— Мама, что это было? — жалобно спросил я у ненавистного неба.

— Это, — слабо прозвучало откуда-то сбоку, — был мой последний припадок эпилепсии. Или моя первая пляска некроманта, смотря в какой системе координат отсчитывать.

— Опять вы мне врете, Илья… Михайлович, — предположил я и воздвигся из Источника.

Соленая минеральная водичка полилась с меня ручьями.

— Какой я вам Илья Михайлович?

Некромант лежал значительно ближе к пруду, чем я его оставил: то ли хотел помочь мне выбраться, то ли просто полз к воде. Полз, да не дополз.

Я пожал плечами:

— Ну не Михайлович. Максимович. Все равно врете.

Он усмехнулся.

— Ладно. Вы меня раскусили. Вру. Первых я не помню, мал был.

Надо бы его напоить, подумал я. Вид у некроманта лучше не стал: все та же мертвецкая с синевой бледность, запавшие в темноту глазниц нездоровые глаза. Он еще и губы себе раскусал до крови. Надо бы ему помочь, только вот дотрагиваться до некроманта мне не хотелось. Совсем. Заметив мои колебания. Иамен снова хмыкнул.

— Это нормально.

— Что именно?

— Внутренняя аудитория, Ингве.

Он приподнялся на вытянутых руках, упираясь ладонями в землю.

— Внутренняя аудитория говорит вам, что следует меня пожалеть. Бедный ребенок. В то же время разум и чувства во весь голос орут, что когда маленький мальчик бьется в судорогах, с пеной изо рта, а кругом из могил лезут мертвецы — это такое непотребство, которого быть на земле не должно. Разум и чувства не подсказывают вам ничего, кроме отвращения. И они правы. Вы вправе испытывать отвращение, Ингве, это нормально.

— Вы же не виноваты.

— До чего вы упрямы, — улыбнулся некромант. — Не хотите расставаться с красивыми иллюзиями? Ладно, открою еще один секрет: в детстве я препарировал живых кошек. Мне было интересно, как у них бьется сердце. И как останавливается.

Ни слова не говоря, я подхватил его под мышки и поволок к источнику. Он рухнул у края воды и пил долго и жадно.

Я присел рядом, у корней дерева. Никаким деревом это, впрочем, не было — так, окаменевший обрубок ствола. Норн с их зловещей пряжей тоже рядом не наблюдалось. Норны…

— Я понимаю — мать. А сестер вы зачем вытащили?

Иамен обернулся.

— Они мне не сестры.

— Сестры, сестры. Я же их видел. Вы похожи.

— Мало ли кто на кого похож…

— Хорошо. Не сестры. Зачем вы их? Мало девчонки и без вас настрадались?

Некромант с усилием выпрямился. Вода его несколько оживила — может, и вправду целебная? Нарзан, Фенрир его вылакай.

— Это что, по-вашему, выглядело как сознательный акт, к которому я долго и тщательно готовился? Я себя не контролировал.

Возможно. А, может, и нет. Трудовые будни юного некроманта — что сестры, что кошки…

— Допустим. Но вы же умеете и обратное. Почему вы их не упокоили?

Иамен посмотрел на меня без выражения.

— Поднятых мною тогда… до последнего приступа, которому вы были свидетелем… их упокоить обратно нельзя.

— А я и вправду там был?

Он слабо улыбнулся.

— Вам лучше знать. Вы же меня притащили тогда на кладбище. Я потом долго гадал: что за странный дядька? Вас никто не видел, кроме врача, да и тот сомневался… Кстати, забыл вас поблагодарить — похоже, вы меня излечили. Падучая с тех пор не возвращалась.

Вот так. Я понял, что лучше мне в эту историю не углубляться, а то последние болты в черепушке развинтятся.

Я поднялся с окаменевших корней, угрюмо оглядел основательно просоленные штаны. Когда оно засохнет — а засохнет очень скоро — то-то будет мне радости.

— Встать можете?

— Встану. Только сначала идите сюда.

Он шарил рукой в Источнике, внимательно во что-то вглядываясь.

— Что вы там ищете? Воды нам все равно набрать не во что.

— Не нужна нам вода… Нам нужно… Да подойдите же, я не могу за вами гоняться.

Я подошел.

— Станьте на колени рядом со мной.

— Что еще сделать? Земной поклон отвесить?

— Не огрызайтесь, пожалуйста. Я хочу вам кое-что показать.

Я опустился рядом с ним на колени. Некромант держал что-то на раскрытой ладони. Ах да, я и забыл совсем…

На ладони Иамена лежал глаз. Некогда бывшей темно-серой радужка выцвела, будто ее основательно отполоскала вода Источника. В остальном глаз как глаз. Со зрительным нервом, или что у него там торчало сзади.

— Ближе.

— Зачем?..

И тут некромант ухватил меня за подбородок жесткими пальцами и придвинул к себе. Я попытался вырваться — но не тут-то было. Иамен поднес руку к моему лицу… левую глазницу пронзила острая боль.

Пока я орал и дергался, пытаясь выцарапать то, что он запихнул мне в череп, Иамен моего подбородка не выпускал. Сказал только:

— Он должен был хорошо сохраниться. Почти физиологический раствор, без бактерий… Сделаете пластику левого века, будет как новенький. Вы можете видеть?

Я злобно уставился на него. Обоими глазами.

— Я и до этого видел неплохо. Какого Фенрира?..

— Откройте левый глаз пошире. Посмотрите на меня.

Снимете повязку, К-72563. Посмотрите на меня.

Под тонкой пленкой человеческой плоти, почти напрочь уже сожранной, возилась белая жирная гнусь. Спеша и давясь, личинка выжирала то, что осталось. Я подавился криком — однако этим дело не кончилось. Мой левый глаз, омытый водами Источника Знания, беспощадно срывал покров за покровом. То, что пожирала личинка, лишь на поверхности было человеком. Чуть глубже я видел жесткую щетину паука, восемь длинных лап — и понял, откуда у некроманта такая ловкость с катаной. Восемью оно, конечно, сподручней… В чреве ли паука возилась личинка, личинку ли жрал паук — мерзость эта больше всего напоминала рентгеновский снимок жертвы осы-наездника. Жизнь насекомых. К горлу подкатила тошнота. Я снова дернулся. Некромант не пускал.

Он держал меня всего на секунду дольше, чем следовало бы. И за эту секунду, кратким промельком, левый глаз мой увидел и иное. Между вцепившихся друг в друга монстров, в темной этой и гнусной яме ( В яму меня швырять бесполезно, Ингве. Я сам себе самая темная яма ), стоял знакомый мне пацан. Стоял спокойно, будто и не возились вокруг кошмарные чудища. Будто с него — того самого, который, и замерзая, не желал напялить на себя грязный чужой пиджак — будто с него с легкостью слезла бы паучья щетина, будто личинку он мог раздавить одним движением башмака…

Тут мой подбородок наконец-то высвободился из тисков, и я рухнул на спину. Ободрал локти о камни в стремлении отползти подальше.

— Ну что? Убедились?

Некромант смотрел на меня внимательно и даже с некоторым сочувствием.