Ниамару - Стрелы судьбы

— Я согласен! — выдавил Иван и решительно поднялся с грязного пола.

Ведьма поманила его узловатым пальцем и до омерзения кокетливо ухмыльнулась. Царевич на негнущихся ногах подошел к ней. 'Я должен это сделать — ради Велены, — уговаривал себя Иван, — Я должен исправить свою ошибку, иначе как я буду жить дальше с этим камнем на сердце? Это всего лишь поцелуй, минута этой гадости и все'. Он закрыл глаза и попытался не дышать, но все равно ожидал, когда ему в нос ударит удушливый смрад грязной старухи. О ее гнилых зубах он старался не думать. Иван подался навстречу и с отвращением нашел ее рот, только вместо слюняво-скользких морщинистых ошлепков его ожидали нежные теплые губы, и царевич вдруг окунулся в аромат полевых цветов и спелой малины. К его бешено бьющемуся сердцу прижалась упругая девичья грудь. Иван изумленно открыл глаза. На него смотрела смеющаяся девушка. Лукавое, чуть курносое личико обрамлял водопад рыжих кудряшек, а глубокий вырез красного платья открывал до смущения соблазнительную картину. В зеленых глазах — не колдовских изумрудах, а обычных человеческих глазах — весело плясали озорные чертики.

— Какой ты смешной и милый! — усмехнулась она и вновь медленно, с манящей улыбкой склонилась к нему и поцеловала.

Ошарашенный царевич растерянно замер. Но ее губы были такими упоительными, нежный язычок скользнул ему в рот и вновь приглашающе улизнул, и царевич непроизвольно попытался его догнать, погружаясь в томительно сладкую глубину. Девушка прижалась к нему своим гибким молодым телом, он даже через два слоя ткани их одежд почувствовал отвердевшие горошинки ее сосков и вдруг понял, что ее небольшие высокие грудки просто выскользнули из низкого выреза и между ними только тонкий шелк корвеневской рубашки. Это открытие немедленно ударило волной жара в низ живота. Руки рыжей колдуньи вдруг захватили его в плен. Они были повсюду — зарывались в его волосы, гладили шею и плечи, ласкали грудь и бедра. Она была такой ошеломительно страстной, что царевич непроизвольно сомкнул объятья, и его ладони сами собой заскользили по обворожительному женскому телу. У Ягарины была узкая талия, а вслед за ее соблазнительным изгибом руки царевича легли на гладкие ягодицы, прикрытые лишь коротеньким платьицем. Ткань так и поползла под пальцами вверх, а за ней ничего не было, кроме горячей кожи. Иван, уже не владея собой, сжал ладони, теснее притягивая девушку к своим бедрам. Она выгнулась в его руках, томно вздыхая, у царевича закружилась голова, и они упали на что-то мягкое. Ее кудри защекотали его грудь, а горячий язычок заскользил по коже. Он понятия не имел, куда делась его одежда, но это его сейчас и не волновало. Ее стройные ноги сжали коленями его бедра.

— Ведьма! — прошептал он. И не в силах больше сдерживать желание, вошел в ее страстно выгибающееся тело. Он услышал ее стон, и это окончательно свело его с ума. Велена никогда не стонала в его объятьях, Велена никогда так пылко ему не отвечала…

Когда Иван немного отдышался, он обнаружил, что они лежат на пухлом жизнерадостно-желтом диванчике, а вокруг светлая чистая комната, обшитая узкими деревянными панелями. Ягарина потянулась с довольной улыбкой и спросила:

— Есть хочешь?

— Да, спасибо.

— Пойдем в столовую, накормлю тебя.

Иван был так смущен и растерян от всего произошедшего, что способен был сейчас отвечать только односложно.

Царевич не знал, как он оказался в этом большом красивом доме, но предположить, что так может выглядеть изнутри та избушка не представлялось возможным. Скорее всего как раз она являлась мороком. О том, что страшная баба-яга была всего лишь наваждением, Иван поверил сразу и без сомнений.

Ягарина усадила его за круглый стол, покрытый цветастой скатертью. На столе в глиняной вазе благоухали роскошные цветы, явно не лесного происхождения.

— Это брат притащил. Я сама больше полевые люблю, — объяснила девушка, заметив, что он разглядывает букет, — Подожди минутку, сейчас обед принесу.

Вскоре перед Иваном появилось блюдо с подрумяненным куском мяса и печеными овощами, пироги, кувшин с морсом и еще один с вином. Голод тут же напомнил о себе, и царевич, что-то благодарно промычав, накинулся на еду. Ягарина уселась напротив и, подперев рукой подбородок, смотрела на царевича и улыбалась. Короткое красное платьице высоко открывало ее длинные загорелые ноги, так и притягивающие взгляд Ивана.

— Спасибо за угощение, — поблагодарил он, отодвигая пустое блюдо.

— На здоровье. Даже смотреть приятно, когда такой аппеетит. Ну что, жену свою спасать еще собираешься, или уже без надобности? — спросила она с лукавой улыбкой.

— Ты меня околдовала, ведьма, — негромко сказал он, чувствуя, как вспыхнули щеки.

— Ах, ну конечно! — усмехнулась она.

— Ты обещала мне зелье и путеводный клубок, — напомнил царевич. Ему было трудно смотреть ей в глаза, и он смущенно уставился куда-то в стол.

— Зелье приготовить еще надо. Это очень серьезная работа. Горган сильный противник. Он древний колдун, а я всего лишь маленькая лесная ведьма. Но я знаю рецепт зелья, способного на время лишить Змия силы. На его приготовление уйдет около трех дней.

— Хорошо. Я приду через три дня, — кивнул он.

— Собрался в лесу жить?

— А где ж еще?!

— У меня живи — дом большой. К тому же мне потребуется помощь.

— Договорились, я останусь, но только чтобы помогать, — согласился царевич.

Он взглянул на нее и на минуту задумался.

— Ягарина, у тебя есть зеркало? — спросил он вдруг.

— Конечно! В соседней комнате, аж во всю стену. Идем.

Она провела его в другую комнату с нежно зелеными стенами, белыми занавесками на больших окнах и светлой мягкой мебелью. Там действительно имелось большое зеркало под потолок. Ягарина забралась с ногами на диванчик, а Иван уставился на свое отражение. Ну и что? На него смотрел растеряный молодой человек. Наспех одетая одежда в беспорядке. Тонкая несвежая рубашка, да еще и с чужого плеча, застегнута всего на пару пуговиц, правая пола от нее оторвана. Светлые льняные немного вьющиеся волосы растрепались и спутались. Широкие плечи, хорошо развитая мускулатура — не богатырь, конечно, но вполне сильный взрослый мужчина… если бы только большие голубые глаза не имели такого наивного и сейчас очень смущенного выражения. Да и борода у него еще не росла. И черты лица носили некоторую мягкость, из тех, что придают облику вечную юность.

— Ты с Виланом что ли успел пообщаться? — расплылась в насмешливой улыбке Ягарина.

— С каким-таким Виланом? — отозвался царевич, пытаясь сообразить, как она догадалась, и стоит ли ей все рассказывать.

— Не умеешь врать и краснеешь еще при этом! Небось, от капкана его спасал, а он еще сказал, что я этот капкан на него и поставила. Да еще и серебряный, и он, бедняжка, не мог из него выбраться.