Владимировна - Славянский шкаф, или Малахитовые часы

— Он еще и летает!!!

Выяснилось, что он сбежал от свечения в шкафу, прибежал за помощью, чтобы выкинули из квартиры шкаф. В открытые двери его квартиры просочилась толпа людей, потом быстро остановилась перед старым шкафом, ничем непримечательным, вполне достойным быть на свалке жизни. Стоило в комнату войти Родьке, как шкаф ожил. Из шкафа пошло белое свечение, завораживающее своим светом. Люди стояли и не двигались, им казалось, что если они сдвинуться с места, что-нибудь произойдет.

Первым пришел в себя участковый инспектор:

— Вот он шкаф! А я грешил на Ивину, а это Родька безобразничает. Родька, где шкаф взял?

— Где? На свалке, его не успели уничтожить, тамошние люди его к себе определили.

— Значит так, сейчас дружно его загружаем в Машину и везем на свалку! — грозно сказал инспектор, и… исчез в белом свечении шкафа.

Люди тихо стали выходить из комнаты.

Остался один Родька, он сел на кособокий стул:

— А мне, что делать? — спросил он у шкафа, — А, надо Ивину позвать, она вернет инспектора, — вспомнил он, как она Красса из этого шкафа высвобождала, но ехать за ней ему не хотелось, а мобильного у него не было…

Грузчики вернулись в магазин и сообщили Ивине о событиях в квартире Родьки. Рисковать собой Ивина не захотела, и вызвала Селедкина младшего, она дала ему деньги на цифровой фотоаппарат. Родька Селедкин оказался сообразительным парнем, все сделал, как надо. Он сфотографировал славянский шкаф, и выпустил из него инспектора. На их глазах шкаф превратился в полированного красавца. Родька тут же запечатлел его новый облик, шкаф из своих недр на вензеля выпустил позолоту. От такой красоты Родька пришли в такое изумление, что сел на стул, ножки у него подвернулись, и он растянулся перед шкафом.

В этот момент в комнату вошла Ивина:

— Какой шкаф красивый! Родька, а ты почему с пола на него смотришь?

Парень сидел, и боялся вымолвить слово, он в упор не видели Ивину.

Перед ним стояла молодая графиня лет семнадцати, в платье с талией под грудью, с локонами: жена Пушкина с известного портрета.

Мгновение и видение исчезло. Родька увидел перед собой директора и скромный шкаф.

— Родька, что с тобой? Мне показалось, что шкаф был красивым, а он опять стал обычным.

— Ивина, я тоже это видел, я запомнил, каким он был! Вероятно, шкаф подсказывает, каким он был. Это видение из прошлого. Его надо реставрировать по его указанию, — необыкновенно спокойно проговорил Родька.

— Отличный вывод, но что-то мне подсказывает его нельзя перевозить, кто его будет реставрировать? Если к нему подходит реставратор, он выдает радиоактивное излучение, а тебя он хорошо выносит. Родька, приводи своего отца, попытайтесь восстановить шкаф здесь. Материалы и работу оплачу.

Шкаф промолчал, соглашаясь с речью умной женщины. А Ивина подумала о гранатовых часах, у нее возникла мысль, что славянский шкаф и корпус огромных часов, словно одним человеком созданы: папа Карло у них был один.

— Родька, есть просьба, поставь решетки на окна, металлическую дверь. К тебе привезут гранатовые часы, твое дело их охранять, наблюдать, лишних людей не пускать, все плачу. Не волнуйся, плачу не из своего кармана, из кармана заказчика.

Инна, пожив у Инессы Евгеньевны четко осознала, что есть лучшая жизнь, есть красивее одежда и обувь, и сделала свой вывод. Она стала донимать Лизавету просьбами: купи это, купи то, не купишь, уйду из дома и не вернусь. Девочка стала меняться вещами с подругами, обменивала свои вещи на чужую одежду, обувь, сумки. Лизавета не успевала следить за одеждой дочери, то она исчезала, то появлялась. Стоило матери купить для дочери кроссовки за большие для нее деньги, как они через день исчезали, через неделю появлялись грязные. Мать их отмывала добела, кроссовки исчезали, и если приходила в дом подруга к Инне того и смотри, что что-нибудь прихватит и вынесет. Взрослая женщина от такой чехарды предметов дочери, купленных для нее с большим трудом, порой на последние деньги, стала нервной и взвинченной до предела. Любая подруга дочери стала для нее врагом первой величины. Дом стал адом. Дочь повадилась гулять по вечерам, перед прогулкой стала требовать деньги на карманные расходы, ведь Инесса Евгеньевна ей давала карманные деньги!

Дочь запугивала мать, угрожала ей жалобами отцу, доставала ее по всем статьям.

Мать заболела, сил встать у нее не было, она сказала:

— Я не пойду на работу, мне плохо.

— Ты, чего, мать! Мне деньги нужны, а она болеть вздумала!

Мать дошла до неконтролируемых рыданий, сквозь рыдания дочь продолжала ее обвинять в своей плохой жизни. Мать стала истерически кричать проклятия.

Дочь спокойно сказала:

— Выпей воды, это я из-за тебя боялась дома одна сидеть! Это ты во всем виновата! Не кричи на меня. Ты зачем меня к бабушке посылала? Она меня за косы таскала!

Наверно было за что, — подумала Лизавета, выпив воду после таблетки, а сказала:

— Инна, сама бери ключи от квартиры, открывай и закрывай дверь за собой.

Дочь ушла гулять, уверенная в своей правоте. Мать полежала, встала, занялась домашними делами, делиться такими событиями ей не хотелось.

Мать Паши тоже почувствовала временное влияние Инессы Евгеньевны, поначалу она радовалась, что сын пожил в достатке, по-человечески, с компьютером в квартире, с отцом пообщался.

А сын… он по возвращению от отца стал унижать мать своим высокомерием, своими новыми знаниями. Говорить ей, что она глупая, ничего в жизни делать не умеет, ничего не понимает. Он круто изменился, и теперь излучал презрение в адрес матери, и та не знала, что ей делать. Парень с достоинством носил вещи от Красса и Инессы Евгеньевны, и полностью отказывался носить ту одежду, что покупала ему мать. Сам Алексашка, в очередной раз, выручив Инессу Евгеньевну от нападения, возвратился в свою холостяцкую берлогу. Он рвался к ней, но понимал, что это невозможно. После нее его не интересовали две его бывшие женщины, он им отдавал деньги на детей, а сам жил достаточно экономно, да и не так много он и получал, чтобы все были счастливы. Так, что Алексашка не мог решить проблемы своих детей на уровне Инессы Евгеньевны — разные у них финансы, разные.

Красс не мог простить Ивине визит Самсона. Его он ненавидел всеми фибрами своей души. Но Красс не был столь могучим мужиком, и осознавал, что физические силы у них разные, и от этого только больше его ненавидел, он еще продолжал сомневаться, а сын чей? Его или Самсона? На пике этой затаенной злобы, он приметил Леночку, продавца из антикварного магазина. Стал оказывать ей посильное внимание, тем и отводил свою душу от ненависти. Ивина почувствовала, что Красс к ней охладел, но дел с малышом было так много, что она даже радовалась его холодности, у нее на него сил не оставалась.