Сергей Махотин - Владигор и Звезда Перуна

Бубны смолкли. Полуобнаженные девушки закончили танец Северного Ветра и, бесшумно ступая босыми ногами по мягким коврам, уже скрылись в коридоре, плавно уходящем вниз.

Рум очнулся от своих мыслей и взглянул на начальника стражи.

— Где тот несчастный аскан? [4] Аскан ( айг .) — народный певец. Я ведь так и не дослушал песню. Надеюсь, Харар, твои люди не забили его до смерти?

Избитого певца вновь втолкнули в шатер. Он так дрожал от холода и страха, что Рум велел поднести ему большую чашу хурды [5] Хурда ( айг .) — напиток из горячего молока, меда и овечьего жира. , которую тот, обжигаясь и проливая питье на латаный халат, выпил с жадностью. Затем он сменил лопнувшую струну, настроил рифелу и, старательно гнусавя, как подобает настоящему аскану, затянул прерванную песнь:

Певец отложил рифелу и склонился в глубоком поклоне, почти касаясь лбом ковра. Насупленный Рум долго молчал. Стражники насторожились, готовые по первому его знаку расправиться с тщедушным человечком. Тот вновь начал мелко дрожать. Рассеченный на спине халат обнажил голую худую спину.

— О чем же твоя песня? — спросил наконец Рум.

— О счастье, мой господин, — робко ответил певец, поднимая голову.

— Кто научил тебя ей?

— Я услышал эту песню от стариков, мой господин.

— А их кто научил?

— Небо, трава, камни, — ответил певец, глядя на Рума наивными глазами. — Так всегда рождаются песни, мой господин. Это тайна, которую не знает никто.

— Кого ты зовешь все время? — вскинул вождь насупленные брови. — Кто должен прийти и кого-то спасти, открыть какую-то темницу? Что это за темница?

Певец казался немного смущенным.

— Признаюсь, мой господин, смысл этой песни не совсем мне ясен. Может, со временем…

— Ты сказал, что твоя песня о счастье, — грубо перебил его Рум. — Значит ли это, что под властью верховного вождя ты чувствуешь себя несчастным, если зовешь прийти еще кого-то?

— О нет, мой господин! — Испуганный певец приложил к сердцу обе ладони. — Да будет вечно славиться имя твое…

— Довольно! — вновь перебил его Рум и обратился к стражникам: — Он просто глуп, к тому же путается в словах. А мне еще представляли его как одного из первых наших асканов! Дайте ему новый халат, и пусть убирается.

Певца увели. Рум более не пожелал, чтоб его развлекали, и велел оставить его одного. Он ждал возвращения из Ладора своего посланника, который задерживался из-за сильного бурана. Тот прибыл лишь к вечеру. Каменные ступени внешней лестницы совсем обледенели, и посланника пришлось поднимать на веревках, как поднимали обыкновенно мешки с зерном либо винные бочки.

Стражники не дали посланнику времени обогреться и прийти в себя с дороги и сразу препроводили к верховному вождю. Рум встретил его одним коротким вопросом:

— Мертв?

— И да, и нет. — Посланник согнулся в поклоне. — Яд, предназначенный Владигору, выпил иль-мерский Дометий. Убийца покончил с собой.

— Что с танцорами?

— Они временно задержаны для дознания, ибо тот, кто исполнял танец Черной Птицы, бесследно исчез.

— Что ж, это еще один повод, чтобы начать войну, — произнес Рум после паузы. — Ступай, ты понадобишься мне позже.

Возвращаясь в свои покои, Рум озабоченно думал, как оправдаться перед могущественным повелителем за неисполненное убийство. Заперев дверь, он медлил и не решался поднять глаза на висящую под сводом паутину, страшась встретиться глазами с чудовищем. Ему так хотелось надеяться, что хотя бы этой ночью оно не явит свой ужасный лик. Но надежда раскололась, словно орех под каблуком, когда громовой хохот оглушил Рума:

— Ты так глуп и самонадеян, что мне даже не хочется сердиться на тебя! Неужели ты решил, что мое поручение легко исполнить в одночасье?

— Мне помешала случайность, — пробормотал Рум.

Смех прервался.

— Не случайность, а сила Владигора помешала тебе.

— Что же мне делать? — тихо спросил Рум и решился наконец поднять глаза к паутине. На него смотрело безбородое старческое лицо с узким лбом. Тонкие губы зашевелились, и скрипучий голос произнес:

— Думать над песней, которую пел тебе сегодня аскан.

Белун и Зарема вновь стояли друг против друга по обе стороны большого дубового стола. Старый чародей развел ладони, сжимающие Хрустальный Шар, и тот повис над столом, пульсируя голубым светом. Белун начал шептать заклинание, и Зарема невольно затаила дыхание, памятуя о недавней неудаче волшебника. Но на этот раз Шар подчинился его воле. Он начинал все быстрей и быстрей вращаться вокруг своей оси, пока не ударил в центр стола яркий золотистый луч. Луч, рисуя круги, побежал по дубовой столешнице, и вот на столе обозначилась объемная карта Братских Княжеств и сопредельных земель, с каждой секундой обретая все большую четкость.

Карта была живой. Зарема видела снежную бурю, бушующую к северу от Ладора. Маленькое рыбачье судно из последних сил боролось со штормом почти в самой середине Венедского моря. Таврийское море, напротив, было спокойно, хотя и на ильмерском побережье лежал снег. Немного северо-восточнее желтые пески Этверской пустыни настолько близко подступили к левому берегу Аракоса, что грозили засыпать истоки этой быстрой сильной реки. Остальное пространство пустыни было затянуто тучами, и нельзя было увидеть, что происходит под ними. Стоп! Да тучи ли это?..

Зарема с тревогой взглянула на Белуна, и тот озабоченно кивнул, давая понять, что она не ошиблась. То была черная пелена Злой Мглы, тянущаяся к востоку за пределы видимости карты.

— Теперь посмотри сюда. — Белун указал на черную пелену над Рифейскими горами. — Ты не замечаешь некоторой странности?

«Как деликатно он выразился», — подумала Зарема. Не о странности, а о великой опасности следует говорить! Черный Злыдень поднял голову и вновь грозит Поднебесному миру гибелью. Однако Злая Мгла над Рифейскими горами и впрямь вела себя непонятно. Она то сгущалась, то вновь рассеивалась, и тогда можно было явственно рассмотреть самую высокую гору, лишенную пологих склонов и походящую на гладкий каменный столб.

— Ты видишь, что-то сопротивляется Злой Мгле, не дает ей сгущаться! — Голос Белуна вновь показался Зареме недостаточно обеспокоенным, в нем даже проскальзывало любопытство, словно у алхимика, наблюдающего интересный опыт.