Сергей Махотин - Владигор и Звезда Перуна

Солнце пекло по-прежнему. Земля вскоре подсохла. Воздух наполнился пьянящим ароматом цветов и трав. Владигор под вечер седлал Лиходея, почти насильно вытаскивал Чучу из писцовой горницы, где тот проводил все свое время, и объезжал с ним окрестные луга. Чуча ворчал на леность ильмерских летописцев, не удосужившихся до сих пор составить более или менее толковую историю своего княжества, и жаловался, что княжьи писцы пренебрегают его советами и даже посмеиваются над ним. Часто к подземельщику с князем присоединялся Филимон. В последнее время летать ему приходилось много, и он так уставал, что не желал порой принимать человеческий облик, а просто садился на плечо Владигору и, чувствуя себя в безопасности, урывал часок для сна. Так они и ехали втроем, погруженные в свои мысли, догадываясь, что предстоящее им вскоре путешествие не будет столь безмятежным. В один из таких вечеров Владигору привиделось лицо мальчика, незнакомое, но почему-то взволновавшее его. Видение было мимолетным, однако учащенно забившееся сердце успокоилось не сразу. Даже Бажена за вечерней трапезой обратила внимание на рассеянный вид синегорского князя и осведомилась о его здоровье.

Бажена, унаследовавшая княжение над Ильмером, подолгу беседовала с Калином, Изотом и Владигором, которые охотно делились с ней опытом властвовать над людьми, вершить праведный суд, предвидеть козни недругов и извлекать выгоду из самых, казалось бы, невыгодных ситуаций. Но, беседуя с Владигором, она замечала, что его мысли заняты совсем другим и что какая-то собственная забота постоянно тревожит его. Она почти уверилась, что пребывание в Ильмере тяготит Владигора, и это печалило Бажену. Ее удивляло и то, что он привез с собой маленького подземельщика, с которым отец едва ли был когда-нибудь знаком. Она бы расценила это как невежливость по отношению к Дометию, если б сама не была свидетельницей трогательной, почти сыновней почтительности Владигора к покойному отцу. Нет, что-то тут было не так. Бажена, перенявшая от отца прямодушие и неприязнь к недомолвкам, решила вызвать Владигора на откровенный разговор, но ее отвлекли новые непредвиденные обстоятельства.

Солнце уже не пекло, а нещадно жарило, сжигая молодую сочную траву и заставляя землю покрываться мелкими трещинами. Едва начавшийся сев приостановился. Пастухи загоняли скотину в леса, ибо только там и можно было укрыться от палящего зноя и отыскать какой-никакой подножный корм. С верховьев Аракоса в глубь княжества потянулись новые беженцы, чьи поселения подверглись нашествию зыбучих песков. Дождей все не было. Ильмеру грозил голод.

Ладанею и Венедию засуха пока миновала, но князья Калин и Изот также были охвачены беспокойством, требуя от ежедневных гонцов самых подробных отчетов.

Наступил день сороковин, отмеченных более чем скромно. Уже к вечеру князья собрались в дорогу, обещав Бажене всяческую помощь в случае неурожая. Владигор тоже не захотел дожидаться утра, оправдываясь тем, что обещал заехать в гости к вождю берендов. Этим он вновь озадачил Бажену. До гостеванья ли сейчас, когда и на Синегорье пески наступают?.. Однако она не высказала упрека, поблагодарила князя за то, что сполна отдал дань памяти Дометию, и лишь попросила напоследок:

— Владигор, поговори с Грымом Отважным. Пусть не терзается так. Постарайся убедить его, что в смерти отца он неповинен.

Владигор кивнул, отводя взгляд, и Бажена снова почувствовала, что он умалчивает о чем-то очень серьезном, может быть касающемся и ее судьбы тоже, а то и всех Братских Княжеств. «Да к Грыму ли он едет?..» — подумалось ей. Но из окна верхней светелки княжна увидела, что Владигор с подземельщиком выезжают за крепостные ворота в сопровождении двух берендов. Это ее немного успокоило. Хотя о каком спокойствии можно говорить!..

Владигор прибыл в стан вождя берендов еще до полуночи. Уединившись с Грымом, они весь остаток ночи обсуждали планы отражения айгурской конницы, места, где лучше всего поставить засадные отряды, и прочие стратегические детали будущей войны. В том, что Рум поспешит воспользоваться благоприятной для нападения погодой, не сомневался ни тот ни другой. На сердце у князя было тяжело, ему пришлось покинуть Братские Княжества в самое неподходящее время. Если об этом еще и айгурский вождь прознает…

— Один мой воин видел черного ворона, — сказал Грым. — Большого.

— Куда он летел? — насторожился Владигор.

— На север. Очень спешил.

— Может, разведал чего, — задумчиво произнес князь и тронул Грыма за руку. — Нужно помнить, что за нашими оборонными приготовлениями могут следить и сверху тоже. Рассылая дозорных, вели им в небо поглядывать, да чтоб при луках были всегда.

Грым кивнул и пробурчал недовольно:

— Этот был с одной головой. Что ж теперь, по всякому воронью из луков бить?

— Бей, Грым, бей, — устало ответил Владигор. — Не подстрелишь, так попугаешь хотя бы. Острастка тоже не помешает.

Говорить было больше не о чем, и он поднялся. Встал и вождь:

— Поспал бы, князь, часок. Поди, и сам не знаешь, где голову удастся приклонить?

— Время не терпит, Грым. До света хочу из лесу выехать.

— Я провожу, — сказал вождь берендов.

Они вышли на воздух. Чуча спал на охапке сена под стеной конюшни. Подле него стоял красавец Лиходей, словно охраняя маленького подземельщика. Владигор взял его под мышки и посадил на конский круп. Чуча сначала озирался по сторонам, затем успокоился и вновь склонил голову на грудь, пытаясь досмотреть прерванный сон. Грыму тоже подвели коня, такого же статного и могучего, как он сам. Вождь берендов вскочил в седло и поехал впереди всех.

Он провел их неприметной в ночи короткой тропой, и не прошло и часа, как лес начал редеть, перед всадниками открылась широкая степь, вся в предрассветной дымке. По небу, наползая на угасающие звезды, тянулись небольшие облака. Бусинки росы едва поблескивали на выжженной траве.

— Аракос там. — Грым указал рукой на юго-восток. — В полусотне верст отсюда.

Владигор посмотрел в степную даль, затем взглянул на небо.

— Облака не к дождю ли? — произнес он с надеждой. — Как думаешь?

Грым вздохнул и ничего не ответил. Он по-прежнему не мог понять, почему Владигор уезжает один, и сожалел, что не может сам вместо него отправиться в дальнее путешествие.

Князь Синегорья отъехал уже достаточно далеко, но от зоркого глаза вождя берендов не ускользнула ширококрылая птица, опустившаяся на плечо Владигору. Грым знал, кто это, и не встревожился. Он снял из-за спины лук и послал в небо одну за другой три стрелы. Через короткое время они вонзились в землю недалеко друг от друга. Это было доброй приметой, значившей, что три путника долго еще будут вместе. Грым Отважный не стал подбирать стрелы, повернул коня и, не производя шума, скрылся в лесу.