Ирина Бондарь - Последний дракон Паутины

— Нельзя удержать ветер, любимый.

— Я пытался.

— Я никогда не была бы с тем, кто ограничивал мою свободу.

— Слишком поздно я это понял.

— Я бы вернулась.

— Теперь уже нет, — тут Даррен очнулся, сообразив, что говорит сам с собой, обернулся, в поисках мена или моего призрака. Но проекцию души невозможно увидеть, милый. Терпи, недолго осталось.

От голоса призрачной девушки по коже Даррена пошли мурашки. Он бегом сбежал по ступеням замка, влетел в часовню. Я все еще была там, бледная и неподвижная, лишь красные губы, покрытые яркой помадой, выделялись на посеревшем лице.

— Ты так прекрасна, моя маленькая колдунья, — лорд сидел возле моего тела, и аромат Огненных коготков от моих губ притягивал его, будя низменные желания. — Даже мертвая ты манишь меня, насмехаясь.

Он наклонился ко мне, даря последний поцелуй, робкий, легкий и в то же время собственнический. Яд проникал в его кожу, начиная разрушительное действие. Через несколько минут Даррен вдруг встал и начал ходить по часовне, разговаривая с призраками, которых показывал ему «Смех мага». Я открыла глаза: амулет заработал в обратную сторону, возвращая мне силы, высасывая их из бормочущего рядом мужчины.

— Ты здесь, ты со мной? Небо, я думал, что навсегда потерял тебя! Ты не умерла, а всего лишь уснула? Лея, любимая, ты так меня напугала! Нет, не говори ничего! Прости меня, я был так слеп. Теперь все будет иначе, вот увидишь, я могу измениться! Я дам тебе все, чего ты хочешь! О, божественный аромат твоего тела сводит меня с ума! — он закружился на месте, сжимая в объятиях лишь одному ему видимую женщину. А по моим щекам текли слезы.

Что? Я не плакала с тех пор, как мне было десять! Но бесконечный водопад боли и горя выплескивался сейчас из глубин моего существа, когда я смотрела на мужчину моей Судьбы, а он смеялся, целуя мой бестелесный призрак из своих предсмертных видений.

Небо! Почему именно я? Почему я должна расплачиваться за спасение мира своей любовью, кровью своей души? Ответьте мне те, кто создал людей такими слабыми? Я не смогу! Не смогу дальше резать свою душу на части, убивая его Отражения. За что?

Даррен упал на каменный пол часовни: это действовал миакрад, делая тело отравленного твердым как дерево. Он уже не мог говорить, только блаженная улыбка на окровавленных губах застыла страшным укором мне. Слезы градом катились по моим щекам, смешиваясь с кровью на теле любимого. Я сидела на полу на коленях, неотрывно глядя на него, а он был счастлив в эту минуту, даже на пороге смерти. Его сердце стучало все быстрее, приближая страшную кончину, меня трясла истерика, вызывая звериный вой из самой глубины всего моего существа. Что же я сделала! Даррен! Его сердце колотилось в груди так, что это было видно невооруженным взглядом даже сквозь пелену слез. Наступил апогей действия диллмеоя, послышался тихий звук и грудь Даррена перестала дрожать, сотрясаемая рывками взбесившегося сердца: оно просто разорвалось на куски, прервав жизнь рыжеволосого лорда. А я почувствовала, как умерла вместе с ним, потому что моя душа — его душа — рассыпалась пеплом.

Как я заставила себя жить дальше — до сих пор не знаю. Машинально убрала следы крови и придала телу Даррена визуально безупречный вид, затем уложила его на стол рядом с пустым гробом и занялась трансфигурацией. Отрезала прядь волос, поколдовала, воссоздав вполне материальную иллюзию своего безжизненного тела, положила его в руки Даррена. Теперь можно было уходить.

Вещи мои так и лежали собранными в распахнутой комнате лорда, так что времени на сборы терять не пришлось. Я покидала замок никем не замеченная, углубилась в лес, затянутый влажным утренним туманом. В голове не было ни одной мысли, тело механически переставляло ноги, и поскольку необходимость в маскировке отпала, я отпустила на свободу так долго сдерживаемую магию. Из тумана вышла большая лобастая кошка, сверкая желтыми глазами. Я перекинула сумку на спину и оседлала подманенное волшебством животное, давая ему команду двигаться: до Намины было четыре долгих дня пути. Не было желания ни есть, ни спать, мелькающие перед глазами стволы деревьев помогали избавиться от черной тоски, сжимавшей сердце в тисках.

Я появилась на пороге гостиницы, в которой остановились Лизка и Кьен поздно вечером, постучала.

— Кого принесло так поздно? — ворчливый голос за дверью не вызвал никаких эмоций. Я была болью, как внутри могло оставаться место для чего-то еще?

Лизелокки открыла дверь и отшатнулась, увидев меня.

— Лея…заходи, заходи скорей! Что у тебя с глазами? Что случилось?

Я не воспринимала ее вопросы. Из соседней комнаты выглянул сонный Кьен, увидел меня и вытаращил глаза. Я не обратила внимание. В последние четыре дня я ни на что не обращала внимания, краем сознания зафиксировав на третий день дороги нападение на себя в лесу, превращение шайки разбойников в кучки пепла одним движением ресниц. Все это было неважно для окостеневшего осколка души.

— Мне нужно поспать, — я кинула сумку на кресло, прошла, попутно раздеваясь до белья, к кровати, завернулась в одеяло и отключилась. Небо, пошли мне сон без видений!

Я проснулась, резко сев на кровати.

Медитировавшая на полу Лиза инстинктивно подпрыгнула и приняла боевую стойку.

— Хмыр тебя задери, княжна, то спишь сутками, то подрываешься на кровати, как ошпаренная!

— И тебе доброе утро!

Я присмотрелась к подруге, потом обвела взглядом окружающие предметы. Все виделось как-то поразительно четко, как будто я всю жизнь до этого носила на глазах мутные стекла. За дверью соседней комнаты раздался грохот, и, переведя взгляд туда, я увидела смутно маячащие очертания знакомой ауры. «Не враг», определило подсознание, успокаивая хозяйку. И опять до меня доходило медленно, как до араксийского удава. Я. Вижу. Ауру. Через стену! Не применяя магию!

По краю подсознания пробежала какая-то дельная мысль, но я не успела ее поймать. Лизелокки снова уселась на пол и с подозрительным любопытством рассматривала меня.

— Что?

— Да нет, просто смотрю. Ничего не хочешь рассказать о последних событиях?

Я подумала. Потом еще подумала. Потом на меня обрушились воспоминания, тщательно блокированные умным подсознанием во время сна. Я почувствовала, что мое лицо перекосилось в гримасе боли, а в горле встал склизкий комок.

— Я убила его. И мне от этого тошно так, как не бывало и не будет никогда в жизни.