Сергей Радин - Путы для дракона

— Если отметили, то как нарвались на них? — Брис жадно вцепился в карту.

— У меня такое впечатление, что они используют "колодцы" для перемещений, но сами далеко от них не уходят. Смотри сюда. Вот наше место. Видишь, мы рядом с "колодцем". "Блинчики", если б мы с ними не встретились, погуляли бы здесь немножко и ушли бы на своё обычное место обитания.

— А это что?

— "Зеркальный лабиринт". Мы думаем, там заблудился кто-то из наших. Наши соколы не такие чувствительные, как Вик, но раза два и они там что-то видели.

Леон почувствовал ревнивую тревогу. Обстановку он начал расценивать таким образом, что все эти полузнакомые ему люди, кажется, здорово рассчитывают на него и на его птицу. А он пока воспринимал Вика на почти бессознательном уровне, именно так — "моя птица"; знал, сокол попал когда-то в труднейшую переделку. И пусть его подлатали (он до сих пор удивлялся: надо же — птица-киборг!), Леон знал также, что Вик очень быстро устаёт. Отсюда он делал вывод: с ним Леоном, делайте, что хотите, — Вика не трогайте!

Он очнулся от своих размышлений, когда кто-то зарычал ему почти в самое лицо. Быстро оглянувшись, Леон с облегчением понял, что рык к нему непосредственно не относится.

— … по краю "воронки"! Только по краю! — орал Игнатий.

— С одним барьером Леон уже слабее! — яростно отбивался Брис. — Не забывай к тому, что барьер — это всего лишь гипотеза. А если и амнезия, и новая личность — результат ушиба головы? Нам ведь известны случаи, когда после лоботомии на свет являлся совершенно иной характер, не говоря уже о многочисленных случаях слегка корректированного поведения, обретения или, напротив, потери привычек. Док, что молчишь?

— Кто не рискует, тот не пьёт шампанского, — несколько легкомысленно отозвался док Никита. — Почему бы не спросить у виновника споров? Собственно, от него одного зависит, что мы должны будем делать.

— Глупо! — огрызнулся Игнатий. — Он же сейчас не тот, кем был! Он скажет — "не хочу"! И что будете делать? Ждать у моря погоды?

— Ты так хорошо изучил его новую личность?

— Я попробую.

Леон сказал тихо, но сидевший рядом с ним насупленный Игнатий быстро развернулся к нему всем телом.

— Что ты попробуешь? Что ты вообще понял?

— Я понял, что есть вероятность возвращения памяти, если я пройду по краю "воронки". Я понял, что с моей нынешней амнезией есть вероятность получить ещё одну, поскольку я слабее, чем тот Леон, которого вы знали. И ещё я понял, что во мне, наверное, и правда две личности, потому что я помню себя человеком мирным, но сейчас, Игнатий, уж прости меня за грубость, но очень хочется набить тебе морду.

Никто не засмеялся, только лица у всех просветлели, а Брис пробормотал:

— Может, и пройдёт… Личность, может, и другая. Характер, может. Другой… Нутро-то крепкое. Леон, если не секрет, почему ты решился?

— Подчиняюсь обстоятельствам. Это ваш Леон привёл меня сюда. Назад-то дороги нет. И… и… Я не помню, как и что там происходило, но обе собаки погибли.

Он снова увидел плачущего Мишку, бегущего к нему; ротвейлеров, грузными прыжками настигавших мальчишку, и кровожадную уверенность их квадратных морд. Он снова окунулся в темноту, ножом резанувшую его по глазам. Жило и грело только маленькое тельце и хриплое икающее детское дыхание ему в шею. А потом чёрно-красное стало исчезать, и ему стало плохо при виде неподвижных собак в неровном ореоле тёмно-алого… Он тогда быстро попятился в подъезд, вжимая лицо Мишки в собственную ладонь… Мальчишка собачьих трупов не увидел, но рана в его душе осталась. И сейчас Леон чувствовал себя таким же уязвимым, как Мишка. Разница только в преимуществах возраста. "Врёшь как сивый мерин — вздохнул Леон про себя. — Какое же это преимущество, если некого взять за руку, когда тебе плохо? Дурацкий миф о мужской несгибаемости, или как там это ещё называется…"

Недавнее прошлое с неимоверной силой тянуло погрузиться в воспоминание так глубоко, что Леон в очередной раз отключился от разговора. Когда он понял, что прослушал пару реплик, заставил себя вникнуть в обсуждение.

— Извините, кажется, я чего-то…

— А уж ему тем более! — вновь орал, надсаживаясь до хрипа, Игнатий (Леон с лёгким ужасом подумал: "И я ностальгически вспоминал под этот жуткий рёв?"). — Мы и без ребят обойдёмся! Наоборот будет здорово, если Леон в здравой памяти соберёт нас всех!

— Подожди! Леон, ты понял, что предлагает Игнатий?

— Не совсем.

— Игнатий думает, ты будешь полезнее, если сначала вернёшь память, а потом соберёшь оставшихся из команды, — объяснил док Никита.

— А как думаешь ты?

— Я боюсь "воронки". Она настолько не изучена, что с краю как раз может оказаться самый мощный поток времени, а в середине… Кто знает, что там, в середине? Поэтому я предпочитаю, чтобы вне "воронки" стояла абсолютно вся команда.

— Зачем?

— Володьку из "воронки" мы вытаскивали по принципу, изложенному в сказке "Репка". Вытащили с трудом. Представь: тащили всей командой. А ведь Володька тренированный. Теперь подумай: ты, забывший все свои навыки, действующий чисто автоматически. Нам, вчетвером, тебя не вытащить.

— До меня плохо доходит твоя уверенность, что кто-то из ребят в "зеркальном лабиринте", — скептически высказался Игнатий. — А ещё больше я сомневаюсь в том, что "зеркальный лабиринт" легче и безопаснее "воронки".

— А вот этого не надо, — строго сказал док Никита. — Я всего лишь исхожу из приобретённого знания. Посуди сам: Володьку мы выволокли из "воронки", а из "зеркального лабиринта" Леон вышел сам.

— Док Никита, — предостерегающе позвал Брис и нервно зевнул. — Ты забываешь две важные детали: вышел из "зеркального лабиринта" прошлый Леон. И вспомни, в каком состоянии он вышел.

6.

Оглядев приунывших парней, Леон с ноткой нетерпения, удивившей его самого, спросил:

— А что собой представляет "зеркальный лабиринт"?

— Ты решился?

— Нет. Просто сидеть в бездействии смысла нет. Значит, с чего-то надо начинать.

— О лабиринте мы почти ничего не знаем. Тогдашний ты вошёл в лабиринт вместе с Виком, хотя Вик не особенно желал туда попадать. Вы пробыли там не более пяти минут. Первым вылетел сокол. ОН летел низко и вслепую.

— Мой Микки сорвался ему навстречу и крыло в крыло привёл ко мне, — медленно, вспоминая, проговорил Рашид. — Вика я поймал. Он не мог стоять, всё заваливался, будто не мог удержать равновесия.

— А за ним вышел ты. — Док Никита запнулся и оглядел всех. — Если я буду рассказывать всё подряд, он откажется идти.

— А если не расскажешь, Леон не будет готов к походу в эту штуку — угрюмо возразил Брис.

Но Леону было уже всё равно, расскажут ли ему кошмарную повесть в духе Гоголя, смягчат ли повествование победным финалом. В нём росло и крепло только одно желание — уйти из этого города. Он уже многое успел испытать здесь: удрать от "тараканов"; каким-то, ему самому непонятным способом уничтожить "блинчиков".