Neil Gaiman - Сыновья Ананси

Так вот, Ананси катит тележку домой и закапывает бабушку под большим баньяновым деревом.

На следующий день идет мимо дома Ананси Тигр и чует запах готовящейся еды. Поэтому он входит туда незваный и видит, как Ананси пирует, а у Ананси нет выбора, только пригласить Тигра разделить с ним трапезу.

«Братец Ананси, – говорит Тигр, – говори, где ты взял эту прекрасную еду, и не лги мне. И где ты взял эти бутылки с виски и кошель с золотыми монетами? Если солжешь, я вырву тебе горло!»

А Ананси отвечает: «Я не могу лгать тебе, Братец Тигр. Все это добро я получил за то, что повез мою мертвую бабушку в город. И лавочник дал мне все это добро за то, что я привез ему мою мертвую бабушку».

Но у Тигра нет ни живой, ни мертвой бабушки, зато у его жены есть мать, поэтому он идет домой и вызывает к себе на двор мать жены, говоря: «Выходи, бабушка, так как нам надо поговорить». И она выходит, оглядывается подозрительно по сторонам и спрашивает: «В чем дело?» Ну, Тигр ее убивает, хотя его жена ее любит, и кладет ее тело в тележку.

Потом привозит тележку в городок, а на тележке его мертвая теща. «Кому тут мертвое тело? – кричит он. – Кому нужна мертвая бабушка?» Но все только потешаются над ним, смеются и издеваются, а поняв, что он говорит серьезно и никуда не уйдет, начинают забрасывать его гнилыми плодами, так что ему приходится убегать, поджав хвост.

Так Ананси не в первый раз выставил Тигра дураком, и не в последний. Жена Тигра не дает ему забыть, что он убил ее мать. Бывают дни, когда Тигр думает, что лучше бы ему вообще не родиться на свет.

Вот вам типичная история про Ананси.

Конечно, ведь любые истории принадлежат Ананси.

В стародавние времена все звери хотели, чтобы сказки называли в их честь. Это было в те дни, когда песни, которыми творился мир, еще пелись, в те дни, когда еще выпевали небо, и радугу, и океан, в те дни, когда звери были людьми, а не только животными. И паучок Ананси одурачивал всех, особенно Тигра, потому что хотел, чтобы все истории назвали его именем.

Сказки – как пауки: у них длинные ноги. Сказки – как паутина, в которой запутывается человек, но которая так красива, когда рассматриваешь, как изящно сплетаются ниточки над листком, как драгоценными каплями блестит на них утренняя роса.

В чем дело? Хотите знать, выглядел ли Ананси как паук? Конечно, выглядел – кроме тех случаев, когда выглядел как человек.

Нет, он никогда не менял облик. Все дело в том, как рассказывать историю. Ни в чем больше.

Толстый Чарли улетел домой в Англию, во всяком случае, к тому дому, какой у него вообще имелся. Когда с чемоданчиком и большой, оклеенной скотчем картонной коробкой он прошел через таможню, то увидел в зале ожидания Рози. Она крепко его обняла.

– Как прошло?

Он пожал плечами:

– Могло быть и хуже.

– Теперь тебе незачем волноваться, что он приедет на свадьбу и поставит тебя в неловкое положение.

– Это точно.

– Мама говорит, в знак уважения нам следует отложить свадьбу на несколько месяцев.

– Твоя мама просто хочет, чтобы мы отложили свадьбу, и точка.

– Ерунда. Она считает тебя завидной партией.

– Твоя мать не назвала бы «завидной партией» Брэда Питта, Билла Гейтса и принца Уильяма в одном лице. На свете нет человека, достойного стать ее зятем.

– Ты ей нравишься, – как послушная дочь и без тени убежденности сказала Рози.

Ни для кого не секрет, что Толстый Чарли не нравился ее маме. Мама Рози казалась клубком нервов, натянутых из-за невесть откуда взявшихся предрассудков, фобий и враждебности. Она жила в великолепной квартире на Уимпол-стрит, где в гигантском холодильнике прозябали лишь бутылки с витаминизированной водой и ржаные хлебцы. В вазах на антикварных сервантах возлежали восковые фрукты, с которых дважды в неделю сметали пыль.

При первом своем посещении этой квартиры Толстый Чарли один такой надкусил. Он крайне нервничал и, не зная, чем занять руки, взял яблоко (крайне реалистичное, надо сказать) и его надкусил. Рози, гримасничая, подавала ему отчаянные знаки. Выплюнув в руку кусок воска, Толстый Чарли подумал, не сделать ли вид, что он любит восковые фрукты, или, может, лучше изобразить, что с самого начала знал, что оно искусственное, и лишь хотел рассмешить. Однако мать Рози подняла бровь, забрала у него остатки яблока и отрывисто объяснила, сколько стоят сейчас настоящие восковые фрукты, если вообще удается их найти, а после бросила объедки в корзинку для мусора. Остаток визита он просидел на краешке дивана, вкус во рту у него был такой, словно он съел свечку, а мать Рози не спускала с него глаз, дабы он не посмел отведать еще какой-нибудь из ее драгоценных плодов или попытаться обглодать ножку чиппендейловского стула.

На сервантах в квартире матери Рози стояли большие цветные фотографии в серебряных рамках: Рози ребенком, родители Рози. Толстый Чарли внимательно их изучил, стараясь отыскать разгадку великой тайны, которой являлась сама Рози. Ее отец, который умер, когда Рози не исполнилось и пятнадцати, был огромным толстяком. Начинал он как повар, потом выбился в шеф-повара и, наконец, открыл собственный ресторан. Фотографии запечатлели его элегантным, одетым с иголочки, точно перед каждым снимком над ним потрудился целый отдел дорогого мужского магазина, он был круглым и улыбчивым и локоть держал согнутым, чтобы мать Рози могла положить на сгиб руку.

– Он изумительно готовил, – сказала Рози.

На фотографиях мать Рози была соблазнительной и улыбчивой. Теперь, двенадцать лет спустя, она походила на исхудавшую до скелета актрису Эрту Китт, и Толстый Чарли ни разу не видел на ее лице улыбки.

– Твоя мама что, вообще никогда не готовит? – спросил после того первого визита Толстый Чарли.

– Не знаю. Никогда такого не видела.

– Чем же она питается? Не может же она жить на хлебцах и воде.

– Наверное, заказывает что-нибудь на дом.

Толстый Чарли решил, что уж скорее мама Рози вылетает по ночам летучей мышью, чтобы сосать кровь у спящих младенцев. Однажды он изложил эту теорию Рози, но она не увидела в ней ничего смешного.

Мать Рози сказала дочери: мол, уверена, Чарли женится на ней ради денег.

– Каких денег? – спросила Рози.

Мать обвела рукой квартиру, охватив этим жестом восковые фрукты, антикварную мебель и картины на стенах, и поджала губы.

– Но это же все твое! – пылко возразила Рози.

Она ведь жила на зарплату, работая в одном лондонском благотворительном обществе. А зарплата у нее была маленькая, поэтому Рози то и дело залезала в деньги, которые отец оставил ей по завещанию. Так удавалось оплачивать скромную квартирку, которую Рози делила с чередой австралиек и новозеландок, и на подержанный «фольксваген-гольф».